|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

Владимир Василик

ТЕМА ПОКАЯНИЯ И ИСКУПЛЕНИЯ В «ЛУГЕ ДУХОВНОМ»

Εν τούτω γαρ τω καιρώ άναγκαΐον χρήσασθαι ημάς τη καλή μετάνοια, δπωζ ναοί θεοΰ χρηματίσωμεν... «Подобает нам в нынешнем веке совершить прекрасное покаяние, чтобы мы нареклись храмами Божьими»⁵⁰.

Эти прекрасные слова содержатся в замечательном памятнике византийской духовной словесности VII века «Луге Духовном», созданном святым Иоанном Мосхом (после 622). «Луг Духовный» создавался в период между 607 и 622 годом - во время бедствий и катастроф, постигших Ромейскую державу - нашествий персов. Особенно потряс весь христианский мир 614 год - год падения святого Града Иерусалима, захваченного персами в результате предательства иудеев. Не случайно произведения этого периода исполнены апокалиптическими предчувствиями сжимающегося времени (достаточно указать на «Откровения» Мефодия Патарского или «Житие Георгия Хозевита»⁵¹, где говорится: «Чада, время ныне сократилось, и мы - при дверях. По силе же каждый из нас должен поспешать в свой путь, чтобы не закрылась дверь и мы не остались без отверзающего нам»), в этих текстах особое внимание уделяется бедствиям христиан, описаниям различных знамений - землетрясений, зловещих небесных явлений. Главное, что характеризует многие памятники первой половины VII века - чувство глубокого покаяния, осознания того, что все бедствия, все катастрофы, нашествия варваров попущены за грехи христиан. Стоит вспомнить хотя бы «Повесть о взятии Иерусалима», приписываемую тому же святому Иоанну Мосху, где покорение Святого града варварами прямо объясняется гневом Божиим за беззакония народа. Ότε τάς θειας έντολάς καταλιπόντες εκουσίως προς την άμαρτίαν ηύτομολήσαμεν, τότε και ό θεός κατ' αξίαν μεν των ημετέρων πλημμελημάτων προς τειχισμούς τηρηθέντας ημάς βαρβάρων υποχείριους γενέσθαι παρεσκεύασεν.

«Когда мы, оставив божественные заповеди, добровольно перешли к греху, тогда и Бог по достоинству наших беззаконий сделал так, что укрепления, удерживаемые нами, стали подвластными варварам⁵²).

И в этом контексте тема покаяния, всегда актуальная для христианского сознания, становится особенно злободневной, как это происходит во время бедствий и катастроф. В «Луге Духовном, множество рассказов посвящено покаянию и обращению самых разных грешников - от актеров, блудниц, разбойников до патрициев и правителей.

Прежде чем рассмотреть некоторые из повествований Мосха, изложим вкратце то учение о покаянии, которое присутствует в «Луге Духовном».

Это учение находится в тесной связи с христологией, точнее - с православным учением о Божественной икономии - домостроительстве спасения. Для св. Иоанна Мосха покаяние человека является целью Божественного Воплощения, Креста и Воскресения. Вот самый характерный пример: к авве Иоанну в обитель Гигантов приходит кающийся грешник, оказавшийся бывшим гробничным вором, который из-за непрерывного плача не может рассказать свой грех. Тогда авва Иоанн просит его исповедать его грех и, утешая, говорит: «Расскажи о своем деле. И дарует Христос Бог наш тебе Свою помощь. Ибо Он чрез Свое неизреченное человеколюбие и неизмерные щедроты претерпел все ради нашего спасения и с мытарями общался, и блудницы не отвратился, и разбойника принял, и был наречен другом грешников, впоследствии же и крест восприял προσεδέξατο, и тебя Он примет καιη σε προσδέξεται кающегося и обращающегося своими руками, радуясь. Ибо не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему⁵³» (Иезек. 17,23).

Эти слова живо напоминают предпричастные молитвы Василия Великого и Иоанна Златоустого соответствующими библейскими цитатами и образами, в частности - образом доброго пастыря, берущего овцу на свои руки (Лук. 15,4-6). Но обратим внимание на другое: Христос принимает грешника так же, как он принимает крест, и Он как бы сораспинается с грешником, с ним и в нем, чтобы воскресить его. Покаяние становится таинством, тесно связанным с таинством Креста. Возможно, это понимание прослеживается в следующих словах из этого же рассказа: «и старец помазал его словами о покаянии». Нельзя не вспомнить канон Андрея Критского, некоторые тропари которого, вероятно, древнее самого канона, в частности, следующий: «Да будет мне купель Кровь от ребра Твоего купно же и питие, источившее воду оставления, да обою очищаюся, помазуюся и пия, запе помазание и питие, Слове, живоносная Твоя словеса⁵⁴». Итак, покаяние уподобляется таинству помазания. В других рассказах, в частности, в 176 рассказе приводятся слова св. Григория Богослова о видах крещения и упоминается пятое крещение - слезами, то есть покаяние⁵⁵. Еще раз вчитаемся в слова св. аввы Палладия, приводимые Иоанном Мосхом: «подобает нам в веке сем совершать прекрасное покаяние, чтобы мы были наречены храмами Божиими». Во-первых, покаяние - прекрасно по своей внутренней сущности, стоит вспомнить размышления С. С. Аверинцева о том, как этическое, эстетическое и онтологическое смыкаются в византийской богословской традиции⁵⁶. Во-вторых, здесь видна явная связь с учением св. Апостола Павла: «Или не знаете, что вы Храм Божий и Дух Божий пребывает в вас?» (Кор. 3, 16). В переводе на догматический язык IV-VII века эти слова говорят об обожении, которое есть конечная цель спасения человека, точнее - оно и есть подлинное спасение человека. И этими словами Авва Палладий говорит следующее: без покаяния обожение невозможно, как невозможно без креста воскресение. Третье - покаяние совершается во времени для вечности, где запоздалое покаяние станет вечной мукой. В 90 рассказе говорится: Άβαλαί, πόσα κλαύσομεν και μετανοήσομεν, εφ' οϊς νυν ου μετανοΰμεν⁵⁷, «увы сколь мы восплачем и будем каяться о том, о чем ныне не каемся!» И соответственно, подвижник переносит любые скорби и страдания здесь, чтобы не терпеть их по смерти, обменивает временные блага на вечные, унижение и скорби здесь па вечную славу. Показателен пример Аввы Мирогена, который болеет водянкой. Старцы просят его лечится, но он говорит: «помолитесь обо мне Отцы, чтобы не одержим был водянкой внутренний мой человек. Я же молюсь Богу, чтобы дольше пребыть в сей болезни.» Архиепископ Иерусалима Евстохий, услышав об авве Мирогене, пожелал ему послать необходимое, и последний ничего не принял от него, разве что: «Помолись обо мне Отче, да от вечного избавлюсь мучения»⁵⁸. Здесь важна мысль об обмене временного на вечное, авва с радостью терпит болезнь ради очищения души, и для него молитва о спасении души бесконечно важнее временного утешения.

В «Луге Духовном» мы имеем множество рассказов, повествующих об обращении и покаянии грешников. Начало покаяния - κατάνυξις - сокрушение, или уязвление сердца, оно совершается по-разному, при различных обстоятельствах, часто чрезвычайных. Как нам кажется, наиболее ярко, визуально идею «уязвления сердца» показывает 60 рассказ «Луга». Его сюжет: юноша полюбил монахиню, жившую в миру, и постоянно ей докучал. Наконец она его принимает и спрашивает, что его к ней влечет? И когда тот отвечает - ее глаза, монахиня берет заколку и ослепляет себя. И юноша, увидев, что из-за него она пронзила себе глаза, пронзился сердцем и ушел в Скит⁵⁹.

Потрясающее сопоставление: прошение плотских очей - и уязвление сердца, отверзение мысленных сердечных очей. Ужас и восхищение соединяются с раскаянием и приводят к подлинному покаянию.

Толчок к покаянию могут вызывать самые разные причины. Иногда это слова Священного Писания. Вот 32 рассказ «Луга»: некий мим Вавила живет распутно, имея одновременно двух подружек. Однажды, случайно зайдя в Церковь, он слышит слова Евангелия: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие небесное» (Мф. 3, 2). И уязвившись сердцем из-за этого, начал со слезами укорять себя о содеянном им». Затем он приходит к своим подругам и объявляет им о своем желании раздать им имущество и отречься от мира. Происходит неожиданное: актрисы, увлеченные его примером, также решают отречься от мира и уходят в затвор, как и он⁶⁰.

Здесь трудно не вспомнить обращение святого Антония Египетского, который отрекся от мира, услышав в Церкви чтение Евангелия: «Если хочешь быть совершенным, раздай имение свое и следуй за мною»⁶¹. Слово Евангелия - не только «помазание и питие», оно еще и «меч, доходящий до сердца», ранящий его, непрестанный укор человеческой совести.

Большую группу рассказов о покаянии составляют то что немецкие ученые называют Strafwunder, то есть - наказующие чудеса. Начало покаяния зачастую связано с наказанием: в частности, с болезнью. Вот 14 рассказ: монах, которым овладела страсть похоти, отправился в публичный дом и по дороге внезапно покрылся проказой. И когда он это почувствовал, немедленно возвратился в монастырь, славя Бога и говоря, что «Бог навел на меня таковую болезнь, чтобы душа моя была спасена,⁶² и весьма благодарил Бога. Итак, Божественное наказание становится поводом к покаянию, обращению и восхвалению Бога. Здесь трудно не вспомнить песнь Азарии: «Благословен еси, Господи Боже отец наших... Яко праведен еси о всех, еже навел еси на ны" (Дан. 3, 27-28).

Подобен этому рассказу - повествование о пяти девах, которые решили тайно убежать из монастыря, но внезапно подверглись беснованию. И уже не выходили из монастыря, но остались в нем, хваля Бога⁶³.

Несколько отличается от вышеприведенных повествований 47 рассказ о миме Гайане, который кощунственно представлял Пресвятую Деву. К нему трижды во сне являлась Богородица, вразумляя его. Когда же он не вразумился, то «Она, явившись к нему, провела перстом по рукам и ногам, и когда мим проснулся, то обнаружил, что его руки и ноги отпали от туловища. И тогда он исповедал грех свой, явив на себе, какое возмездие он воспринял за кощунство. Было же сие по человеколюбию»⁶⁴.

Сам способ казни мог внушать современникам Мосха воспоминание рассказа о Успении Богородицы, точнее - одного эпизода, сообщаемого в т.н. «Слове Иоанна Богослова об Успении Богородицы», текст относится к шестому веку. «Двенадцать же апостолов, возложив честное и святое ее тело (το τίμιον και αγνον αύτήζ σώμα), на одр понесли его. И се, когда они несли его, некий еврей по имени Иефония, сильный телом, устремившись, покусился на одр, который несли Апостолы, и се Ангел Господень невидимой силой мечем огненным отсек по плечи две руки его и оставил их висеть в воздухе на одре» - εκ των ώμων αύτοΰ τάς δύο έκοψεν χείρας καί μετεωροΰζ υπό τον αέρα περί την κλίνην άπετέλεσεν κρεμασθήναι. Покаявшись, Иефония получил исцеление, руки приросли обратно⁶⁵.

Однако в рассказе Мосха исцеления не происходит, мим остается калекой, несмотря на то, что исповедовал пред всеми грех свой. И в конце говорится, что было сие по человеколюбию. В чем смысл подобного человеколюбия?

Первая идея - мим лишается того, чем грешил, рук и ног, которыми он производил непристойные движения, и таким образом лишается возможности грешить, и на нем исполняются слова Евангелия. «Если правая рука твоя соблазняют тебя, отсеки ее (έκκοψον) и брось от себя, ибо лучше, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело было ввержено в геенну огненную (Мф. 5, 30).

Второй - более глубокий смысл. Φιλανθρωπία в церковном языке означает не только человеколюбие, но и воплощение Христа, и домостроительство спасения. По учению Церкви, Христос воплощается в каждого верного, и это воплощение, «охристовление» жизни невозможно без страдания. Мим принимает свою долю страданий, для того, чтобы в нем осуществилось домостроительство спасения.

Есть еще один смысл во фразе: «Было же сие по человеколюбию». В свое время в Древней Церкви поднимался вопрос: прощается ли грех богохульства или нет? Некоторые на основе слов Евангелия «Всякий грех и всякая хула (βλασφημία) простится человекам, хула же на Духа не простится ни в сем веке, ни в будущем» (Мф. 12, 31), считали грех богохульства в принципе непростительным. Отвечая им, в частности, св. Афанасий отмечает: «Не сказал Христос, что не простится кающемуся, но не простится хулящему».⁶⁶

Если говорить о самом процессе покаяния, то стоит вспомнить два значения слова «покаяние» - μετάνοια. Первое - «перемена ума, перемена сознания». «Луг Духовный» дает множество примеров такого понимания «покаяния» как «перестройки сознания», а не просто угрызений совести. Вот пример из 31 рассказа, как блудница, услышав, как старец читает евангелие, подошла к нему. Выслушав от него укоры в бесстыдстве, она ответила: «Не отвергай меня, ибо и Христос не отверг блудницы, пришедшей к нему с покаянием». На это старец возразил: но та блудница не осталась блудницей, на что получил ответ: «И я не останусь в грехе сем»⁶⁷. Старец отводит ее в монастырь, где бывшая блудница становится монахиней, «исполненной духовного разума».

Второе значение μετάνοια - «земной поклон» - указывает на смысл покаяния, как полного сокрушения своей самости, ветхого человека и полной покорности воле Божией. Стоит вспомнить 49 рассказ, в котором повествуется, как дукс (военный губернатор) Палестины пытался поклониться гробу Господню и не мог к нему подойти, поскольку видел устрашающее видение. Поняв, что он не допущен Богом к поклонению из-за своих беззаконий, он публично исповедует грехи и падает на лице свое, и многое время остается так, плача и исповедуясь Богу⁶⁸. Здесь как бы соединяются два смысла слова μετάνοια - поклон и покаяние, внешнее сочетается с внутренним.

Но, пожалуй, самый яркий пример движения человеческой воли ко спасению, точнее - вручение ее воли Божией и отвержение самой себя показан в 166 рассказе - повествовании о разбойнике, который пришел к авве Зосиме со словами: «Сотвори любовь, поелику я виновник многих убийств, сотвори меня монахом, да прочее умолкну от грехов моих». И старец, наставив его, облек его в схиму, затем отослал к знаменитому авве Дорофею, где он восемь лет проводит в непрестанной молитве и послушании. Через восемь лет приходит назад к авве Зосиме и просит: сотвори любовь, и дай мне мои мирские одежды и возьми монашеские. Опечалился старец и спросил: почему, чадо? И тогда монах сказал: Вот уже девять лет, как ты знаешь, отче, я пребываю в киновии, постился и воздерживался и со всяким молчанием и страхом Божиим жил в послушании и знаю, что благостию Его отпустил он мне многие злобы мои, только вижу каждый час отрока, говорящего мне: «За что ты меня убил?» Его я вижу во сне, и в церкви, и в трапезной, говорящего мне это. Посему же, отец, желаю уйти, чтобы умереть за отрока. В безумии я его убил. Взяв одежды и надев, вышел он из лавры и отошел в Диосполь, и на следующий день был схвачен и обезглавлен»⁶⁹.

Примечательно, что в этом рассказе разбойник пришел не спасаться от преследований. О его безопасности больше думает авва Зосима, чем он сам, и поэтому отсылает к авве Дорофею. На первый взгляд, желание монаха умереть совершенно не укладывается в контекст аскетики и поучений аввы Дорофея. В поучениях оного есть одно место: «Брат спросил меня: «Почему я так желаю умереть?» И я ответил: «Потому что ты не познал грехов своих»⁷⁰. Перед смертью великие подвижники просили у Господа еще времени для покаяния. И вдруг монах как бы добровольно отказывается от времени покаяния, монашеских одежд и идет умирать, при этом зная, что ему прощено множество грехов, при том что к самовольному мученичеству в христианской традиции было весьма скептическое отношение. Ссылка на видение ничем не помогает: авва Варсонофий и авва Дорофей принципиально учат не доверять видениям, и это постоянное преследование кошмара могло восприниматься как прелесть. Почему же он все-таки идет? Стоит вспомнить слова одного египетского отца - аввы Лонгина: «Отдай кровь и приимешь духа»⁷¹.

Все восемь лет в этом бывшем разбойнике происходит приготовление к окончательному искуплению, очищение ума, происходит восьмилетнее испытание этого помысла - идти и умереть из-за ребенка. И когда он внутренне ощущает, что готов, тогда он идет на казнь, которая становится для него мученичеством. И на нем исполняется божественное человеколюбие - столь страшно и столь удивительно.

Этому рассказу об убийце, добровольно предающем себя на казнь, есть только один и весьма отдаленный аналог - эпизод из жития Шенуте, составленного его учеником Бесой или Висой в середине или во второй половине пятого века. Вот его изложение:

«Пребывая в своем монастыре, апа Шенуте видел множество грехов, совершаемых во всем мире. О приходящих к нему он знал их помыслы и все, что они делают, и молился за них всех, чтобы они спаслись и обрели милосердие на судилище Христа.

Случилось в один из дней, что пришел один человек к моему отцу пророку апе Шенуте, причисленный к селению Псенхоут в области города Псой. Этот человек пришел в великой печали, стеная, и послал к моему отцу апе Шенуте, говоря: «Я хочу получить благословение от тебя, о мой отец святой, может быть, милосердие Бога снизойдет на меня вместе с твоими святыми молитвами, и Бог отпустит мне грехи, потому что они весьма многочисленны». И сообщили пророку святому апе Шенуте все, что сказал человек. Мой отец сказал тому, кто говорил с ним: «Ступай, скажи человеку, который пришел: «Если ты послушаешь меня в том, что я скажу тебе, то увидишь меня, если же не послушаешь, то не увидишь моего лица». И сказал человек: «Я послушаю тебя, мой господин отец, во всех делах, которые ты прикажешь мне». Святой же апа Шенуте сказал: «Введите его ко мне».

Когда он вошел к моему отцу, он повергся и поклонился ему. Сказал мой отец апа Шенуте ему: «Скажи твой грех перед всеми, чтобы ты пошел в место, в которое ты пойдешь. Сказал человек ему: «Случилось со мной однажды, что когда я сидел у гумна моего селения, некий человек прошел мимо меня, причем кошель был на его шее. И я увидел богатство явное на его шее. И человек взобрался на свое животное и погнал его. Я же поднял свой меч, побежал за ним, убил его и тотчас стал шарить в кошеле, который был на его шее, думая, что найду в нем много золота и заберу его и буду наслаждаться им много дней. И всего лишь один золотой нашел я в нем! Тогда я вырыл яму в земле, похоронил его и пришел к тебе в это место, мой отец святой. Теперь же укажи мне, что я должен сделать, чтобы Господь смилостивился надо мной и отпустил мне грехи». Отец праведный и пророк апа Шенуте сказал ему: «Нe оставайся в этом месте, но встань скорее, ступай в город Шмин. Ты найдешь дука приплывшим на юг по реке, причем объявляют перед ним. И приведут к нему разбойников, которые ограбили одного знатного человека в городе Шмине. И он очень разгневается на них. Ступай и примкни к этим разбойникам. И они скажут дуку: «Он вместе с нами». И дук спросит тебя: «Правда это?» Скажи ему: «Правда». И он убьет тебя вместе с ними. Тогда ты войдешь в вечную жизнь Бога.

И тотчас отправился человек, сделал таким образом, как сказал ему святой. И дук отрубил ему голову вместе с разбойниками. И милосердие Божие снизошло на него согласно тому, как мой отец указал ему»⁷².

С одной стороны, сходство сюжета налицо. Убийца раскаивается и добровольно идет на позорную смерть, чтобы смертью искупить свой грех. Различия, однако, не менее важны, чем сходство. В рассказе из жития Шенуте основное внимание обращается на прозорливость старца, собственно об этом случае рассказывается лишь ради того, чтобы подчеркнуть его всеведение, и этот рассказ не выделяется из ряда чудес Шенуте (возвращение на облаке из Константинополя в монастырь и так далее). Гораздо важнее то, что не сам раскаявшийся убийца определяет свой выбор, а это делает за него старец, который знает, что полезно для грешника, и взошел на такую высоту подвига и самоотвержения, что может послать человека на смерть, поскольку сам давно умер для мира. В рассказе же о разбойнике из «Луга Духовного» мы видим нечто иное: разбойник определяет свой выбор сам, и старец всячески бережет его жизнь и отговаривает в конце от его выбора - ухода в мир на смерть. И раскаивающийся разбойник как бы сам проходит путь восхождения к таинству смерти. В то время, как в житии Шенуте акцент делается на Божественной воле, проявляющейся через старца, в рассказе из «Луга» особенное внимание к себе привлекает воля человеческая, взыскующая волю Божию. Безусловно, в житии Шенуте произволение раскаявшегося убийцы также не обходится вниманием, подчеркивается, между прочим, то, что он настойчиво искал встречи со старцем и заранее соглашался на все его условия, а также то, что он добровольно берет на себя чужое преступление, чтобы искупить свое. Однако, доминантой житийного рассказа остается воля Божественная и ее исполнение, в то время как семантической доминантой 166 рассказа является свободное произволение раскаявшегося убийцы. Различие показательное, поскольку ученик Шенуте Беса, если и не был сам монофизитом, то писал для монофизитской среды и, соответственно, его менее интересовала человеческая энергия в деле спасения, в то время как в православной халкидонитской среде личностная воля спасаемого пользовалась заслуженным вниманием.

Итак, в «Луге Духовном» мы видим диалог Божественной и человеческой воли: или человек соглашается на божественное наказание, либо воспринимает его с благодарностью, или даже ищет себе наказания, чтобы очиститься от греха. Здесь не идет речи о том, что страданиями (внешними или внутренними) он «искупает» грех, но через их добровольное восприятие он приобщается к жертве Христовой и человеколюбию Его воплощения.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|