|< в начало	<< назад	к содержанию

Ричард Суинберн

ГРЕХ

Христос спасет людей - так единогласно утверждает христианская традиция. Но от чего Он их спасет, для чего и как? Разные богословы, разные школы дают и разные ответы на эти вопросы.

Христос спасет нас от последствий грехов, которые мы совершаем, и от последствий первородного греха. Но у разных богословов разные понятия о том, в чем состоит наш собственный грех и в чем - грех первородный.

Христос спасет нас своей жизнью, смертью и воскресением. Но разные богословы по-разному объясняют, как Он нас спасет. Одни утверждают, что Он нас выкупил, другие - что он поразил диавола, третьи - что он был наказан вместо нас, четвертые - что он расплатился с нашими долгами, пятые - что он подал нам пример, шестые - что он включил нас в свое тело.

Он нас спасет, чтобы мы обладали жизнью небесной. Но и эта жизнь понимается по-разному - как видение Бога или (более сильно) как обоготворение блаженных. В коротком выступлении невозможно охватить все точки зрения. Поэтому я начну с начала и постараюсь показать, от чего мы спасаемся и что мы действительно нуждаемся в спасении¹³¹.

Начнем с грехов, которые мы совершаем сами. Грешить - значит быть несправедливым к Богу. Мы несправедливы к кому-нибудь, когда не делаем для него то, что обязаны делать, или делаем то, что обязаны не делать. Если мы не почитаем наших родителей, мы несправедливы к ним, потому что мы должны почитать тех, кто ввел нас в мир и окружил заботой. Если мы крадем, если мы берем у кого-нибудь то, что им принадлежит, мы также к ним несправедливы. Совершается несправедливость действительная, независимо от того, сознаем ли мы то, что поступаем несправедливо, или не осознаем этого. Если я понимаю, что я не полезен своим старым родителям, я несправедлив к ним. Но я также несправедлив к ним, если я не понимаю, что я им не полезен. Если у нас есть моральные концепции, мы отвечаем за то, чтобы знать, каковы наши моральные обязанности; и если мы не выполняем какую-нибудь обязанность, потому что не понимаем, что обязаны ее выполнять,- мы похожи на человека, который не выплатил долг, потому что не знает о своем долге. Он несправедлив.

Но все-таки мы более несправедливы, если понимаем, как мы поступаем, и еще более несправедливы, если понимаем, что поступаем несправедливо. Когда человек знает, что он действительно несправедлив, я считаю - он субъективно несправедлив. Несправедливость, которая является и субъективной, и действительной,- гораздо хуже, чем несправедливость, которая является только действительной. Тот, кто действительно несправедлив, становится действительно виновным; тот, кто субъективно несправедлив - становится субъективно виновным. Необходимо уничтожить (насколько это возможно) его вину (и действительную, и субъективную).

Хотя я не намерен обсуждать вопрос о том, как можно уничтожить вину, я должен (по причинам, о которых скажу позже) добавить следующее. Уничтожить вину (насколько это возможно) означает уничтожить последствия несправедливого поступка и уничтожить сам несправедливый поступок. Уничтожить последствия несправедливости - значит дать компенсацию. Уничтожить несправедливый поступок - значит раскаяться и принести извинения (а иногда и оказать обиженному какую-то дополнительную любезность). Возместить кражу - значит не только возвратить то, что вы украли, но и компенсировать психологическую травму. Если вы несправедливы потому, что не выполнили своей обязанности, то в этом случае дать возмещение - значит выполнить свою обязанность и какую-то дополнительную обязанность, дабы компенсировать вызванные затруднения.

Поступки животных не являются несправедливыми, тогда как те же самые поступки, совершенные людьми,- несправедливы. Если собака укусила собаку или человека, она не несправедлива. Почему? По этим двум причинам, мне кажется. Во-первых, собака не имеет концепции несправедливости. Возможно, совершая какие-то поступки, собака и беспокоится, но она не расценивает их как несправедливые. Поэтому она не берет на себя ответственность ни за что. Во-вторых, она несвободна в выборе своих поступков. У нее нет свободы воли в так называемом «либертарианском» смысле этого понятия; она действует не раньше, чем принудят ее к этому обстоятельства. Люди же (по крайней мере, старше семи лет и психически здоровые) имеют определенные моральные концепции. Философы и богословы спорят, «либертарианская» ли свобода воли у людей. Я полагаю, что доводы философов и ученых естественно подводят к мнению, что люди имеют такую свободу воли¹³²; и что хвалить тех, кто делает добро и упрекать тех, кто поступает несправедливо, было бы ошибочным, не обладай люди «либертарианской» свободой воли. Большая часть философов отрицает последнее и утверждает, что если у человека есть так называемая «совместимая» свобода воли (грубо говоря, если он делает то, что хочет, и это ценит), то вполне уместно и хвалить, и упрекать его. Но, по-моему, неуместно хвалить или упрекать человека, если его поступки вызваны событиями (в том числе его желаниями и верой), которые, в свою очередь, вызваны цепью событий, происшедших очень далеко от него в пространстве и давно по времени. Если состояние мира до моего рождения предопределило, что я убью своего брата, то я такая же причина того, что произошло, как и кто-нибудь, кто отвел бы мою руку с кинжалом, нацеленную на моего брата. Хотя дореволюционная богословская традиция на словах всегда признавала, что люди имеют свободу воли, я считаю, что Августин и Фома Аквинский (а, возможно, и многие другие западные богословы) на самом деле верили не в «либертарианскую», а только в «совместимую» свободу воли. Эти богословы находили, что предположение о том, что люди имеют «либертарианскую» свободу воли и что некоторые события происходят, следовательно, против воли Божией, умаляет величие Божие. Однако я полагаю, что большая часть христианской традиции, включая самую устойчивую - православную, утверждает, что люди имеют «либертарианскую» свободу воли¹³³. Поэтому допустимо, что люди могут (с разрешения Божиего) делать то, чего Бог не хочет, чтобы они делали. Следовательно, на самом деле люди сами виновны в своих несправедливых поступках. Конечно, человеческие желания влияют на наши действия - одни поступки нам легче совершать, другие - труднее. Но мы остаемся свободными (в «либертарианском» смысле - впредь я буду говорить только об этом понимании свободы), если в силах противиться этим желаниям.

При том что есть Бог, все несправедливые поступки, которые мы совершаем (и действительные, и субъективные), являются поступками несправедливыми к Богу и, следовательно, нашими собственными грехами. Некоторые из них могут быть несправедливыми непосредственно к Богу. Мы обязаны свидетельствовать благодарность и почтение святому источнику нашего существования. Если мы не свидетельствуем этого почтения, если мы не молимся, то мы несправедливы к Богу. Но мы несправедливы к Богу и всякий раз, когда несправедливы к другим, потому что плохо употребляем возможности, которыми одарил нас Бог: всякий раз, когда мы плохо используем дар, мы несправедливы к дарителю. К тому же тем, что мы несправедливы к нашим сотварям, мы несправедливы к их создателю - так причинение вреда ребенку означает несправедливость и по отношению к его родителю, который (косвенно, вторичным путем) его сотворил. Все люди поступают несправедливо, и поэтому сами грешат и оказываются виновными. От этой вины мы нуждаемся в спасении.

Но, утверждает церковная традиция, мы нуждаемся также в спасении от «первородного греха». «Первородный грех», по полной доктрине Августина и реформаторов, состоит из трех частей. Первая часть августиновой доктрины утверждает о первородной греховности: люди рождаются склонными грешить. Все богословы согласны с тем, что такая склонность существует. Вторая часть этой доктрины: причина нашей первородной греховности - грех первого грешника Адама, который до первого греха такой склонности не имел. Известно, что всякий раз, когда человек неким образом грешит, ему становится легче согрешить таким же образом еще раз. Зачастую он способствует этим тому, что другие члены общества грешат так же (влияние общества). И если мы называем первого человека (первого из наших предков обладавшего моральными концепциями и свободой воли) Адамом (еврейское слово «адам» значит «человек»), то он и последующие люди усиливали нашу греховность. И чем больше обнаруживалось разнообразия для совершения новых поступков (некоторые из них были несправедливыми и потому грешными), тем больше росла возможность грешить самым разным образом. Вероятно, Адам унаследовал от своих животных предков такие склонности, как есть больше, чем нужно, помыкать другими. Разница между предками Адама и Адамом в том, что у него уже были моральные концепции и свобода воли (это и значит иметь человеческую душу), и потому его поступки оказались грешными. Таким образом, Адам - источник нашей греховности, поскольку мы наследуем его свободу воли и моральные концепции. Но причина нашей греховности - не его первый грех; мы унаследовали бы его греховность, даже если бы сам Адам не согрешил.

Некоторые святые отцы придерживались широко распространенного сегодня мнения о том, что первые главы Книги Бытия не излагают исторические факты, а учат - посредством мифа,- каково теперешнее «состояние каждого из нас». В этом случае вторая и третья части августиновой доктрины были бы неуместны. Однако подавляющее большинство отцов предполагало, что в основе рассказов Книги Бытия¹³⁴ - исторические факты, что, по крайней мере, существовал первый человек, который согрешил. Это вполне правдоподобно: один из наших предков должен был первым иметь моральные концепции и свободу воли, и один из наших предков должен был первым согрешить. Весьма вероятно, что эти двое в действительности были одним и тем же человеком. Взгляды христианских богословов относительно того, что за человек был Адам, разошлись по двум путям. До IV века богословы придерживались взгляда, что Адам был живой тварью с сильными страстями и слабой волей, не способной им сопротивляться. «Человек был ребенком, без ума усовершенствованного. Поэтому Сатана его сбил без труда»,- написал Ириний¹³⁵. В IV веке, начиная с Афанасия¹³⁶, стала развиваться, преимущественно на Западе, другая доктрина: Адам был совершенным человеком, не имевшим греховной склонности,- доктрина «первородной праведности» Адама, которая достигла своей полноты в сочинениях Августина. Августин учил, что у Адама «не было физических зол. Он был наделен вечной молодостью и здоровьем, невосприимчивым к болезни и прогрессирующему бессилию старости»¹³⁷. У Адама, утверждал Августин, были огромные умственные способности. Августин и те из последующих богословов, кто сомневался в свободе воли «послеадамовых» людей, охотнее готовы были признать, что сначала Адам имел свободу воли (в моем понимании этого выражения). По мнению Августина, после того как Адам согрешил, его «падение» произошло с очень большой высоты. Как считали богословы предавгустинского времени, первый грех таким сокрушительным «падением» вовсе не был.

С точки зрения наших знаний об истории, ранний взгляд несомненно правдоподобнее. Хотя представляется невероятным, что Адам вообще не согрешил, по-моему, следует, сообразно этому взгляду, верить, что даже если Адам не согрешил, мы все-таки унаследовали его слабость как греховность. Таково мое мнение в этом вопросе. Афанасий, в отличие от Августина и в согласии с Иринеем¹³⁸, признает, что греховность человека с течением времени возросла из-за влияния общества и роста знания¹³⁹. Согласно второй части августиновой доктрины, без греха Адама у нас не было бы греховности; грех, который он совершил, произвел нашу греховность. Эту часть августиновой доктрины, полагаю, мы должны отвергнуть.

Третья часть полной доктрины первородного греха является доктриной первородной вины: все потомки Адама виновны в грехе, который совершил Адам. Большая часть святых отцов не имела об этой доктрине никаких сведений¹⁴⁰. Под влиянием Августина западные богословы много столетий выступали за эту доктрину до тех пор, пока конец средневековья ее значительно не смягчил.

Классические протестанты временно вернулись к полной доктрине Августина. Дуне Скот описал состояние, которое мы наследуем от Адама, как задолженность¹⁴¹. Православная традиция, хотя и не во всем согласная с тем, что мы виновны в грехе Адама, одобрительно отнеслась к мысли о «задолженности»¹⁴².

Кажется, ясно: я не могу быть виновным в грехе другого человека, если я не являюсь причиной его несправедливого поступка (например, уговаривал человека совершить несправедливость или был в силах его удержать, но не удержал). Так же очевидно, что мы ни в коем случае не являемся причиной несправедливых поступков наших предков. Вина - это состояние, в котором мы оказались по причине собственных несправедливых поступков. «Вина», кажется, не имела бы значения, если бы мы были виноваты в несправедливых поступках других. Вместе с тем, долги безусловно можно наследовать. Дары Божий жизни, способностей, питания и образования достаются нам усилиями наших родителей и предков и, в конечном счете, усилиями нашего первого предка; они достаются нам вместе с негативной частью - с долгом. Принятие дара от кого-нибудь влечет за собой обязанность оказать ему при случае не меньшую услугу. Мы обязаны нашим предкам всем, что у нас есть, а потому должны, в свою очередь, оказать им услугу. Услугу самую очевидную, которую только можем оказать,- помочь им уничтожить последствия их грехов. Мы не можем раскаяться в их грехах или принести за них извинения. Это нелогично и невозможно. Но мы могли бы предоставить Богу возмещение за последствия их несправедливых поступков, то есть помочь им отдать Богу долги. Тем, что мы принимаем от них жизнь, мы принимаем обязанность оказать услугу Богу не только потому, что сами ему должны (из-за нашего положения творения, и из-за несправедливых к Богу поступков, которые мы совершили), но и потому, что остались должны ему наши предки. Многие дети считают себя обязанными вернуть денежные долги своих родителей; тем самым они признают, что унаследовали моральную обязанность.

Итак, я считаю, мы в долгу у Бога по наследству. Наш долг - не деньги, а служение. Мы в долгу из-за грехов наших предков (в том числе нашего первого предка Адама). Мы так же виновны в их грехах, как сын виновен в долгах своих родителей, но все-таки до некоторой степени отвечаем за возмещение последствий их грехов. Считать себя должными - это, как мне кажется, правильное толкование третьей части августиновой доктрины первородного греха.

Вот почему мы нуждаемся в спасении. Доктрина искупления покажет, каким образом Бог через Христа спасет нас.

|< в начало	<< назад	к содержанию