|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

ДОПОЛНЕНИЯ И ИСПРАВЛЕНИЯ

Проблематичное понятие «культа», или: для чего вообще требуется богослужение?

Понятие «культа» таит в себе опасность. Оно иногда ведет к ложному мнению, что человек, осуществляя определенные религи­озные действия, якобы способен повлиять на Бога, добиться от Него благодати или благословения. Следовательно, нам никуда не уйти от принципиального скепсиса по отношению к «культу», поскольку это понятие, к сожалению, лишь неотчетливо выражает идею, что за бо­гослужением любому человеческому поступку непременно предшест­вует нечто, а именно: Божественная искупительная инициатива, вы­раженная в видимых знаках и внешних проявлениях службы. Между тем лишь эта инициатива и придает смысл внешним обрядам, всему богослужению.

С другой стороны, культовые действия — это «азбука и грамма­тика религии»⁹¹¹. Стало быть, нельзя просто взять и отказаться от куль­та; необходимо, однако, приложить усилия, чтобы вышеназванное за­блуждение о якобы имеющейся возможности у человека повлиять на Бога было исключено — полностью.

Конечно, та форма человеческого поведения, которая подпадает под понятие «культа», очень нужна, но лишь тогда, когда «культ» по­нимается в смысле «отлаженного чина обхождения со Святым».

Особый чин необходим, поскольку человеку присуща восходя­щая к первородному греху — вследствие человеческого пра-недоверия к Богу — тенденция банализировать и низводить до уровня обыденной жизни все Святое и Сверхъестественное. Повседневность быта не устремлена к Богу, а желает, облекаясь в самочинную славу, придать смысл себе самой⁹¹². Именно поэтому и потребна некоторая доля куль­та как такого «чина обхождения со Святым», который радикально отличался бы от всего другого вокруг нас и сам по себе был бы уст­ремлен исключительно к Богу.

Культ нужен не потому, что так решили богословы, но ради че­ловека. Человек же должен себе самому поставить предел, и тогда Свя­той Бог, огражденный от банального и приниженного, предстанет в подлинном свете, заявит о Своем искупительном присутствии. Особен­но четко «сакральное пространство» обозначается в служении Литу­ргии⁹¹³, вследствие чего «Евхаристическая Трапеза обставлена обрядами и священнодействиями, свидетельствующими о ее над-обыденности»⁹¹⁴, а над-обыденность может исходить только от Самого Бога.

В обхождении с Богом разрушительный эффект имеют формы поведения, абсолютно не соответствующие тому особенному случаю, когда Творец выходит навстречу своим тварным созданиям. Только в этой встрече, в тотальной противоположности, совершается контакт между конечным и бесконечным: человек лицом к лицу стоит перед Богом, Бог же во всем, чем является и чем обладает, радикально отли­чен от человеческого и конечного. Противоположность состоит в том, что мы вновь и вновь видим свои пределы и тем самым наталкивается на отрицание: там — вечность, тут — скоротечность; там — искупле­ние, тут — погибель; там — полнота жизни, тут — неполнота; там — блаженный в себе покой, тут — отчаянная погоня за смыслом и буду­щим; там — всемогущество, тут — бессилие и т. д.

Встреченный Бог — это (для человека) Абсолютно Другой, да и зависит от Него человек абсолютно. Перед Всемогущим Лицом, по­знаваемым в абсолютной уникальности, человеку ничего не остается, как повергнуться на землю и обнаружить свое полное послушание То­му, кем он сам не является⁹¹⁵.

Суть христианского учения состоит в том, что Бог благораспо­ложен к человеку, причем до совершенной полноты, ибо Он позволил вочеловечиться Сыну и тем самым одарил своей Божественной жиз­нью человека и мир. Тем не менее абсолютная Инаковость Бога по сравнению с Его творением и зависимость последнего от Творца ни­чуть не исчезают. Такова специфика в отношениях между Богом и ми­ром, и она должна найти себе выражение в богослужебных формах, которым всем свойствен характер благочестия.

Бог, «везде Сущий и все Исполняющий»⁹¹⁶, создавший все и всех и непрестанно содержащий бытие; Тот, от Которого исходит жизнь и в Котором она навеки сохранена и укрыта; Тот, от которого мир зависит абсолютно, — Сей Бог требует благоговейного обхождения с Собой! И дело не в том, что Бог, подобно гордо напыщенному че­ловеку, якобы придает значение «благородству форм»! Обхождение с Богом, от Которого все исходит и к которому все возвращается, по­тому требует благоговения, чтобы человек не смог со временем при­низить Бога до уровня земного и ограниченного, ибо тогда будут об­мануты присущие тому же человеку надежды на счастье и грядущую жизнь. Обхождение с Богом предполагает благоговение и, соответ­ственно, отлаженность форм культового поведения, — тогда перед мысленным взором человека пребывает величие Божие и тем самым он не упускает из вида и залог собственного упования!

В свете сказанного культ, эта азбука и грамматика религии, име­ет непреходящее значение: он не позволяет человеку своим поведе­нием на деле низводить Святое и Сверхъестественное до банального и повседневного, а устремляет человеческую жизнь к Богу, хотя она, как говорилось, стремится приписать смысл бытия себе самой и об­лечься в самочинную славу⁹¹⁷. Культ, как «отлаженное обхождение со Святым», коренным образом отличен от всех прочих видов челове­ческого поведения и устремлен единственно к Богу. Не Бог, а человек нуждается в культовых формах обхождения: люди ставят заслон са­мим себе, и Бог, огражденный от банального и низкого, предстает пе­ред ними Своим искупительным присутствием.

К разделу 1.5.3 Пред-литургийное время

Совершалась ли Литургия уже в Ветхом Завете? Совершают ли ныне Литургию иудеи в своих синагогах? Конечно, они много веков совершают богослужение, и в этом нет сомнения, но совершают ли они «Литургию» в христианском смысле слова?

Кто отваживается сказать: «нет», на того ангажированные хрис­тиане, и богословы впереди всех, обрушивают проклятья. Им кажется, что на фоне в прошлом проблематичных взаимоотношений между христианами и иудеями они тем самым якобы устанавливают добрую атмосферу между ними.

Мы, однако, представляем христианское богословие, в котором понятие «Литургии» не может быть оторвано от вочеловечения пред­вечного Сына Божия. Именно Сын Божий принес на землю небесную Литургию совершенной любви трех божественных Лиц друг ко другу, дабы вовлечь человека и мир в горячую любовь и жизненную полноту Троицы-Единицы. Следовательно, любая «христология Литургии», в которой принижается этот фундамент веры или даже отдается на от­куп самоволию, разрушает само ядро веры и богослужебной практики христиан.

Между тем в вочеловечение Сына Божия Израиль не поверил, и иудеи не верят в него до сих пор. Вот почему Корбон (Corbon) назвал время Ветхого Завета «пред-литургийным временем»⁹¹⁸. Как раньше, так и теперь сказанное по праву приложимо к иудейскому культу, причем «пред-литургийное» — это не какое-либо, а непременно хрис-тологическое понятие, так что понятие «Литургии» логически следует ставить в неразрывную связь с пришествием в мир Сына Божия, принявшего человеческую природу. Соответственно понятие «Литур­гии» ни в коем случае нельзя применять не только к богослужению Израиля и современного иудаизма, но и к культовым актам всех про­чих религий вообще.

Здесь нет дискриминации ни людей, ни их религиозных пред­ставлений. Перед нами принципиальное богословское решение, покоящееся на христологической убежденности, а эту последнюю, естест­венно, следует предполагать у каждого христианина.

То же самое может быть изложено в категориях катабасиса (Бо­жественного нисхождения) и анабасиса (человеческого восхождения): каждый культовый акт до Христа и вне Тела Христова имеет единст­венно анабатическую природу, когда человек в поклонении культо­вого акта обращается к своему богу; катабасис, нисхождение Бога к человеку, как это совершилось во Христе, совершается единственно в Бого-Служении (служении Бога человеку и миру) христианской об­щины как мистического Тела Вочеловечившегося, Который, как его Глава, осуществляет свое священническое служение в совершении Литургии.

К разделу 1.8.5 Царственное и служащее священство

Хотя со всех сторон, в том числе как раз из лагеря литургистов, раздаются голоса сомнения, все же образ Христов как был, так и оста­ется ядром сакраментального священнического бытия. В терминах классического богословия Запада этот тезис выражен в понятиях как «репрезентации Христа», так и действования священника «от лица (in persond) Христа».

Кончено, возможно, что термины отягощены ассоциациями нео­схоластического богословия. В нео-схоластике первоначально пра­вильно понятая суть репрезетации священником Христа была под­менена богословием священнического сана. Стали доказывать, что священник при рукоположении, в отличие от мирянина, получает строго-личные полномочия в смысле особой «мощи». В те времена прибегали к преувеличениям, сегодня уже невозможным: рассуждали, например, о «власти» священника даже над Телом Христовым⁹¹⁹, о «мощи», превосходящей потенции тварного человека. Возможно, что как раз это богословие священнического сана, — а оно покоится прежде всего на понятии полномочий (от которого, в конце концов, невоз­можно отказаться), — и затрудняет иного богослова согласиться с тем, что понимаемая под выражением «in persona Christi» репрезен­тация Христа все-таки достигается рукоположением в священство. Соответственно иным богословам трудно признать за священником более высокую реальность, чем за человеком, который занимает прос­то авторитетное положение в Церкви, совсем не требующее, согласно как католическому, так и православному пониманию, сакраменталь­ного посвящения.

Возможно, только недооцененное на Западе богословие образов («икон») христианского Востока⁹²⁰, надежно покоящееся на представле­ниях о Воплощении и не сводимое к полной претензии на реальность, — только оно предельно ясно представило священнический сан в его функции быть Иконой Христа. С этой иконой Христа дело обстоит не иначе, чем с иной другой иконой Господа, — который «везде сущего и все исполняющего», как об этом говорится в одной из молитв за визан­тийской Литургией: икона Христа позволяет верующему Его постичь, ибо Присутствующему незримо придается зримая телесность, к кото­рой можно прикоснуться, посредством которой Христос воспринима­ется органами чувств, становится предметом поклонения и почитания. Верующие ни в коем случае не поклоняются ни дереву, ни краскам, ни золоту иконы, ибо они встречаются с Тем, Который присутствует здесь и сейчас и Который показывает Себя им не плотски, а в образе.

Святые иконы — это «окна вечности»: посредством материаль­ной иконы Изображенный и взирающий на образ общаются друг с другом; икона дает им возможность взаимного реального присут­ствия. Будучи на деле богословием присутствия, богословие образов определенно имеет дело с живыми связями. То же относится и к со­зерцанию сана, требующего рукоположения, ибо оно имеет свою основу в отображении священником и епископом Христа, присутству­ющего и действующего здесь и сейчас.

К разделу 2.5.2 Литургический язык

Несмотря на отрицательное отношение Рима к попыткам служе­ния Литургии на родных языках народов, переводы богослужебных текстов на различные языки все же предпринимались. Так, в свое вре­мя Миссал по разрешению Папы Павла V⁹²¹ был переведен на китай­ский язык, но из-за полемики об обрядах так и не вошел в употреб­ление. Имелись также разрешения Святейшего Престола на переводы Миссала на персидский, арабский, грузинский и армянский языки. При Папе Урбане III⁹²² в 1631 г. был предпринят перевод Римского Миссала 1570 г. на церковнославянский язык (с использованием гла­голической азбуки)⁹²³, явившийся продолжением традиции богослу­жебного использования родного для славян языка⁹²⁴.

Стремясь позволить верующим деятельно участвовать в служе­нии Мессы, литургисты эпохи Просвещения настоятельно требовали переводов богослужебных текстов на родные языки. И действительно, подлинно активное, полное и плодотворное участие всей общины в богослужении, как это подчеркнуто на II Ватиканском соборе, воз­можно только тогда, когда нет языкового барьера, этой смысловой преграды для большинства присутствующих за службой. Не родной, а другой литургический язык за богослужением лишь тогда осмыслен и допустим, когда практически все его понимают.

С другой стороны при переводе на родные языки возникают многочисленные проблемы — как приспособления текстов к совре­менному чувству языка, так и сохранения высокого языкового стиля, подобающего литургической ситуации, а при этом опять-таки возникает опасность, что какая-то часть пришедших на службу останется пассивной из-за своих языковых предпочтений.

Конечно, ради того, чтобы привлечь всех к деятельному участию, на Западе пришлось до конца разрушить некогда существовавшее еди­ное поле латинского литургического языка. Тем не менее сейчас, как и раньше, имеет смысл, чтобы верующие овладели «латинской основой» ряда молитв и песнопений, в том числе для того, чтобы участвовать в совместных богослужениях на международном уровне.

К РАЗДЕЛУ 2.6.3

Литургическая музыка после II Ватиканского собора

Сказанное выше относительно языка относится также к музыке и пению за богослужением: повседневный музыкальный опыт и вы­сокая музыкальная культура Литургии образуют два мира. Собствен­но, даже мир классической музыки ныне доступен лишь малому числу людей. В этом аспекте и Григорианский хорал может стать музейной экзотикой: если вспомнить, какой вид приобретает подлинное Григо­рианское пение, когда его исполняют как поп-музыку, то видно, на­сколько труден подход к литургическим запросам хорала и к его ду­ховному и исполнительскому уровню для грядущих поколений с их совершенно иным восприятием музыки.

Создаваемые сейчас «новые духовные песни»⁹²⁵ — это, несомнен­но, не решение проблемы; как поделки невысокого музыкального и текстового уровня, они не имеют перспектив удержаться надолго⁹²⁶. Поэтому нам никуда не уйти от трудной задачи терпеливого приоб­щения паствы к высоким формам литургической музыки, чтобы ее мир открылся и для будущих поколений. Наиболее трудным будет путь к Григорианскому хоралу, хотя бы из-за того, что знание латыни стремительно сокращается.

К разделу 2.9.4 Непреходящая задача освоения литургического пространства

Служение священника versus populum⁹²⁷ , несомненно, представляет собой один из ярких признаков обновленного богослужения. Но в то же время демонстративное совершение богослужения лицом к Востоку — это один из знаков оппозиции литургическому обновлению.

Правда, совершение богослужения лицом к народу нигде и не предписано в новом Миссале. Напротив, имеются веские причины, чтобы служить лицом к Востоку: тогда все участвующие в богослуже­нии (как священник, так и миряне) устремлены ко Христу, на Второе пришествие Которого символически указывает восточная ориентация молитвы. Не следует забывать также о великой традиции направ­ленной на Восток молитвы как в Восточных Церквах, так и в Западной.

Чем бы ни закончилась идеологическая перестрелка между кри­тиками и сторонниками литургического обновления, направление ли­ца священника на Восток, вследствие его большого экуменического значения, может вновь заявить о своих правах, и это не ностальги­ческая утопия⁹²⁸.

к разделу 3.1.3 Божественная Литургия приходит к нам — через Жертву

Ссылаясь на принцип «Lex orandi lex credendi» и учитывая итоги экуменического обсуждения, Штуфлессер (Stuflesser)⁹²⁹ заключает, что ныне, когда мы вновь обрели библейское понятие анамнесиса, можно считать преодоленным (сложившееся в Реформации) противопостав­ление уникальной Голгофской Жертвы Христовой, с одной стороны, регулярно повторяющимся жертвам-похвалам приходской общины — с другой.

Когда совершается богослужение, Жертва Христова образно яв­ляется нам не как совокупность разнообразно исполненных обрядов приношения, а посредством Евхаристической Трапезы. Что же до приобщения общины к жертвенному деянию Христа, то достаточно свидетельства неколебимой веры, что Христос пожертвовал за нас жизнью. Чтобы выразить это приобщение, никакого специального культового акта от нас не требуется, и, конечно, не требуется прине­сения естественных продуктов, как бы ни расцвечивать эту «жертву».

Соответственно когда речь идет о приношении (в жертву) Тела и Крови Христа, трудно уразуметь, почему ряд богословов стремится заменить понятия «приношения» и «жертвы Церкви» понятием «са­моотдачи общины». За всеми суждениями о Евхаристической Жертве кроется непреодоленный страх перед критикой, высказанной в период Реформации, что Церковь, наряду с Крестной жертвой Христа, якобы совершает еще собственную жертву, ведущую к отпущению грехов, вследствие чего Крестная жертва обесценивается.

Между тем не может быть такой Жертвы Христовой, т. е. Жерт­вы Главы, в которую так или иначе не вовлеклось бы Его Тело, а Тело — Церковь. Церковь определяет срок, когда будет совершаться жертва Христа, Ее Главы; и все, что Христос, Ее Глава, в своем самопожерт­вовании предуготовит для нее, — она принимает.

В отличие от Штуфлессера, Витт (Witt) настойчиво выступает за представление в образе богослужения Жертвы как Христовой, так и Церковной. Он, конечно, как и все ссылается на взаимную перепле­тенность действий Христа и Церкви, но тем не менее, по его мнению, следует говорить и о собственной жертвенной активности Церкви, ибо лишь так (опережающее ее и делающее ее возможной) действование Христа может стать реальностью в созидании Им Церкви⁹³⁰. Как счи­тает Витт, жертву приносит единый Христос (totus Chrisrtus), и несом­ненно в первую очередь как Глава, но в то же время и члены, когда они, совершая Литургическую жертву, принимают ее действенность на себя — ради искупления и освящения мира.

К разделу 3.4.1 «Преддверия»

В первом членении Месса состоит из двух больших частей — Литургии слова и Евхаристии в собственном смысле слова. Как бы кто не подразделял чин Мессы, документы Конституции о богослу­жении свидетельствуют однозначно, что обе больших части — а также и все прочие подразделения — «так тесно связаны между собой, что составляют единый акт богопочитания» (SC 56). Отцы II Ватиканско­го Собора заявили об этом, желая дать наставление верующим, дабы они считали все части Мессы одинаково важными и почитали присут­ствием всю Мессу целиком. Если свести наставление к одной лишь катехитической важности, то этого было бы мало. За Евхаристичес­ким богослужением совершается встреча, жизнетворная встреча меж­ду Триединым Богом и общиной Иисуса через Христа, Господа на­шего, и во Святом Духе. Ради человека эта встреча совершается так, как встречаются и общаются между собой люди.

Следовательно и за Мессой бывают поля напряженности и раз­личные вершины, бывают подготавливающие преддверия, бывают центры и завершения, что вовсе не мешает богослужению всегда вос­приниматься в цельном единстве, как к этому призвали Отцы Собора.

В известном смысле по мере совершения Мессы присутствие Гос­пода «сгущается», и об этом не раз и по-разному сказано в весьма принципиальной статье 7 Конституции о богослужении, а именно: Христос присутствует посреди общины, собранной во Имя Его (ср. Мф 18:20), а также в личности рукоположенного в сан священника, ею руководящего и изображающего присутствующего Христа, в Своем слове, и, наконец, таинственным образом, в самих Свв. Дарах.

к разделу 4.1.1 Таинства как средства освящения человека и мира

В известном смысле имеются всего два «sacramenta maiora»⁹³¹ — Евхаристия и христианское посвящение (крещение, миропомазание и первое причастие); они занимают центральное место в сакраменталь­ных действованиях Церкви. Другие таинства из числа седмерицы ориентированы на названные два «главных таинства», но тем самым они не становятся «sacramenta minora»⁹³² и не причисляются к сакрамента-лиям. Эти последние — в отличие от постепенно сложившейся тер­минологии — могут рассматриваться как «sacramenta minora», — тем самым, с одной стороны, сохраняется седмерица «классических» та­инств и, с другой стороны, показывается искупительное значение так­же и сакраменталий, тем более что в восточном богословии, в котором большое значение придается эпиклетическому элементу, сомнения в спасительности сакраменталий никогда не выражались...

К разделу 4.6.3

ЧИНОПОСЛЕДОВАНИЯ ПРЕПОДАНИЯ ЦЕРКОВНЫХ ПОРУЧЕНИЙ (MINISTERIA)

В Папском motu proprio «Ministeria quaedam» не говорится о та­ких церковных поручениях мирянам, которые могут иметь значитель­ную продолжительность. Практика длительных поручений, однако, такова, что они не соответствуют всеобщему священству, основан­ному на таинствах крещения и миропомазания; так что дискримина­ция сохраняется. Настоятельно требуют пересмотра как внутренние противоречия этого motu proprio, так и сложившаяся на его основе церковная практика преподания поручений (а в 1972 г. были факти­чески вновь введены некогда отмененные «низшие посвящения» для кандидатов в священство и диаконство, причем «на длительный срок» возложенное поручение краткосрочно продолжается лишь до рукопо­ложения во диакона; сохраняется клерикальный запрет на рукополо­жение женщин). Пересмотр может состоять в том числе и в том, чтобы служения мирян в качестве чтецов и министрантов, поручаемые епис­копом на длительный срок, были в общинах распространены как на мужчин, так и на женщин.

К разделу 5.2.3 От Литургии Часов к молитве по Бревиарию

Римский Бревиарий, подготовленный по решению Тридентского собора, вышел в свет в 1568 г. В известном смысле на протяжении четырехсот лет своего бытия он имел двойственную характеристику: с од­ной стороны, сохранял в своих основных чертах определенную ста­бильность (подобно Римскому Миссалу); с другой стороны, за четы­реста лет вплоть до появления обновленной Литургии Часов все время подвергался изменениям, потому что, в частности, все новые и новые праздники в честь святых требовали публикации и новых формуляров. То же относится и к обновленной Литургии Часов; дальнейшее разви­тие Литургического года, в том числе и то же самое введение дней памя­ти новых святых, не может не выражаться также и в Литургии Часов. С учетом деятельного участия в богослужении всех присутству­ющих за Литургией Часов эта последняя будет все чаще подвергаться изменениям. Она действительно должна стать не клерикальным чте­нием Часов, а, как к тому стремятся деятели Литургической реформы, подлинной литургией общины.

Новый раздел 5.5.3 Самостоятельная Литургия Слова — или воскресное

БОГОСЛУЖЕНИЕ В ОТСУТСТВИЕ СВЯЩЕННИКА

Богослужебная реформа, которую мы обсудим ниже, обнажает кризис в Церкви, потому что речь идет о литургических чинопосле-дованиях, которые должны прийти на смену главной службе приход­ской общины, а именно: воскресной Мессе. Ее некому совершать, по­скольку в определенных регионах — как, например, в Западной Европе, а также и во многих странах, где действуют миссионеры, — все более угрожающие размеры принимает нехватка священников.

Мы имеем в виду не те молитвенные формы без участия священ­ника, которые не связаны с нехваткой духовенства, а восходят к дли­тельной традиции: таковы Молитва по розарию, молитва поминовения усопших, благочестивые молитвенные упражнения с воспоминаниями о страстях Христовых и т. д. Такие молитвенные собрания и в прошлом всегда были руководимы мирянами.

Литургия Слова как служба, замещающая воскресную Евха­ристию и проходящая под руководством диакона или имеющего соответствующее поручение мирянина, могла бы стать выходом из тя­желой ситуации, в которой оказалась Церковь. Литургия Слова, ко­нечно, немедленно уступит место обычной воскресной Мессе, как только вновь появится достаточно священников.

Уже само название литургической ролевой книги «Служение Ли­тургии Слова», изданной по поручению епископов немецкоязычных кантонов Швейцарии и предназначенной для руководителя или ру­ководительницы такой службы, указывает на ядро богослужения: бла-говестие Слова Божия. Бог посредством Свщ. Писания обращается к своей общине, а та отвечает на Божие обращение своим поклонением, восхвалением и прошениями. Это изданная епископами немецкоязыч­ных кантонов книга со всей ясностью свидетельствует также, что слу­жение Литургии Слова не должно однобоко превращаться в словесное и школярски выглядящее учебное мероприятие. В нем, наряду с пе­нием и моментами молитвенной тишины, должны иметься также не­вербальные элементы (например, входная процессия, облачение слу­жащих мирян в подобающие им литургические одежды, употребление каждения и светильников, положение иконы Христа на престоле и т. д.). Община не только выслушивает Слово Божие, но и прославляет Господа, присутствующего в Своем Слове и обращенного к Его общи­не. Этот богословский взгляд едва ли возможен в том узком понима­нии евхаристического реального присутствия Господа, которое сло­жилось в противоборстве с протестантизмом.

Хотя и следует стремиться к тому, чтобы за воскресным бого­служением были активизированы все органы чувств верующего, все же следует соблюдать и принципиальные различия. Литургия Сло­ва — не есть Месса, «сокращенная за счет изъятия Евхаристической молитвы, поэтому она предполагает собственные принципы соверше­ния. По этой причине мы видим интенсивную тенденцию отказаться от регулярного раздаяния за Литургией Слова Свв. Даров, освящен­ных за одной из предыдущих Месс. Согласно этой точке зрения, лишь там, где Месса служится весьма редко и когда того требует польза душепопечения (да и то через определенные промежутки времени), Свв. Дары могут раздаваться также и за богослужениями, проводи­мыми в отсутствие священника. В остальном же важно не затемнять, как бывало раньше, тесной связи причащения с самим служением Ев­харистии, ибо причащение есть интегральная часть именно и только Евхаристии; это положение со всей ясностью было еще раз выявлено в литургическом обновлении после II Ватиканского собора.

Определенная дистанция Литургии Слова от Евхаристической Литургии должна соблюдаться и во внешнем аспекте, чтобы не утра­чивалось восприятие высшей формы воскресного собрания общины, каким является только Евхаристия. Поэтому следует непременно сле­дить за тем, чтобы между Литургией Слова (и группой мирян, которые ее готовят и проводят) и Евхаристической Мессой (и предстоя­щим за ней священником) не складывались отношения конкуренции. Литургия Слова как воскресное богослужение общины в отсутствие священника должна открывать путь к Евхаристической Мессе и под­водить к ней. По этой причине швейцарские епископы постановили, что если вдруг неожиданно окажется, что прибыл священник, то Ли­тургия Слова служилась бы как часть полной воскресной Мессы.

к разделу 6.1

Литургический год: служение искупительных тайн Христовых на протяжении года

Весь Литургический год с его различными праздниками и празд­ничными периодами — это воспоминание о принесенном Христом Бо­жественном искуплении. Поэтому год представляет собой великое целое в представлении единого процесса спасения человечества⁹³³. Но при этом, несмотря на приведенные тайноводственные соображения, нель­зя изменить факта, что верующий человек воспринимает богослужения Литургического года в виде двух праздничных кругов — рождествен­ского и пасхального. Оба круга каждый имеют свой собственный бого­словский характер и свои обычаи, которые сложились, так сказать, на полях богослужения. Богословски несомненно, что все прочие празд­ники Господа и Его святых глубочайшим образом связаны с централь­ным деянием Христовым. Но и здесь видно, что фактическое пережи­вание церковного года разительно отличается от богословских тезисов.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|