|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

Субъективизм и эгоизм

Тут возникает проблема субъективизма, ибо чувство больше чем что бы то ни было вводит субъективный момент в человеческую любовь. Необходимо отличать эмоцию от эмоциональности. Под эмоциональностью мы подразумеваем способность реагировать на определенные ценности, связанные с человеком «другого пола» («женственность» - «мужественность», «очарование» - «сила»). Эмоция же это субъективный психический факт, связанный с реакцией на разные ценности, а значит, и с поступками, которые формируются в орбите этой реакции, как бы на ее продолжении. Так чувственно-плотские эмоции связаны с реакцией чувственности, а также с поступками, как внешними так и внутренними, которые имеют своим источником похоть плоти. Связаны эмоции и с реакциями эмоциональности, а также с поступками, стимулированными этими реакциями. Когда мы говорим о потребности интеграции, или закономерного включения всего, что проистекает из чувственности и эмоциональности в этически полноценное отношение личности к личности, мы в полной мере учитываем пластичность человеческих чувств. Эмоция может развиваться и приспосабливаться к тому, что человек сознательно формирует своей волей. Интеграция любви требует, чтобы человек сознательно формировал своей волей все то, что доставляют ему чувства в реакциях чувственности и эмоциональности, чтобы через глубокое утверждение ценности личности поднимал бы все это на уровень взаимоотношений личностей и удерживал в границах их истинного единения.

Субъективизм - это нечто коренным образом отличающееся от субъективности, от субъективного профиля любой любви. Субъективность заложена в природе любви, которая является актом двух субъектов Y и X. Субъективизм же есть извращение сути любви - речь идет о такой гипертрофии субъективного момента, что сама объективная ценность любви оказывается им частично, а то и полностью поглощена и утрачена. Первую форму субъективизма можно определить как субъективизм чувства. Чувства играют огромную роль в формировании субъективной стороны любви; нельзя

вообразить себе субъективного профиля любви без чувства, абсурдом было бы требовать, как того требовали стоики и Кант, чтобы она была «бесстрастная», бесчувственная. С другой стороны, однако, нельзя исключить возможности субъективизма чувства, и в этом смысле можно даже говорить о некой «опасности чувства», то есть опасности, которая угрожает любви как раз со стороны чувств. Уже в анализе влечения (раздел II, часть вторая) мы обратили внимание на то, что чувство как бы сменяло само направление переживания правды. Человек - существо разумное - обладает естественной потребностью познавать правду и руководствоваться ею; речь идет о объективной правде действия, в которой коренится человеческая нравственность. Так вот чувство как бы отвращает «взор правды» от того, что в действии объективно, от объекта поступка и от самого поступка, а обращает его к тому, что в нем субъективно - к самому переживанию. Чувство причастно тому, что людское сознание оказывается поглощенным прежде всего субъективной «правдивостью» переживания. Переживание правдиво или «подлинно» настолько, насколько насыщено подлинным (искренним) чувством⁴².

Факт этот имеет два последствия: 1. Благодаря этому происходит некая «дезинтеграция»: сиюминутное переживание перерастает все объективные факты, вместе взятые, и прежде всего принципы, лежащие в их основе, - выламывается из их совокупности; 2. Место объективных принципов, которые являются критерием ценности данного поступка, занимает ценность самого чувства и начинает определять ценность поступка; поступок хорош, ибо он «подлинный», то есть насыщен «подлинным» чувством. Однако чувство само по себе подлинно только субъективно: подлинное чувство может лежать в основе объективно отнюдь не доброго поступка. Поэтому субъективизм чувства образует широкие ворота, через которые в любовь женщины и мужчины могут проникнуть разные поступки, внутренние или внешние, которые не согласуются с объективной сутью любви, хотя как переживания имеют «любовный» (эротический) характер. Оправданием такого рода переживаний и поступков служит как раз их «подлинность» в определенном выше смысле. Известно, однако, что и чувства, сопутствующие самой похоти тела или ее утолению, тоже «подлинные», они, как и любое другое чувство, обладают своей субъективной подлинностью.

От этой разновидности субъективизма, от субъективизма чувств, прямая и легкая дорога к субъективизму ценностей, настолько легкая, что просто не понятно, почему бы по ней не пойти, и как миновать ее, коль скоро ты уже ступил на наклонную плоскость субъективизма. Сама любовь ориентирована на объективную ценность. Таковой является прежде всего ценность личности, которая в любви утверждается обоюдно; такой ценностью обладает единение личностей, к которому ведет любовь. Те ценности, к которым обращены чувственность и эмоциональность в своих естественных реакциях, тоже предметны - такова и ценность «плоти, как возможного объекта использования», такова и ценность «человека другого пола», связанная с его «женственностью» или «мужественностью». Субъективизм ценности состоит в том, что все объективные ценности: такие, как личность, «плоть и пол», или же «женственность - мужественность» трактуются только исключительно как представившийся случай для возбуждения удовольствия или различных оттенков наслаждения. Удовольствие становится единственной ценностью и единственным основанием оценки. И тогда происходит такое смешение направлений переживания и действий («поступков»), которое в конечном счете сводит на нет не только саму суть любви, но и в самом деле любовный характер переживаний⁴³. Ибо не только любовь должна быть бесспорно направлена на личность, но даже чувственность и эмоциональность, которые в данном случае доставляют ей «материал», реагируют естественным образом на соответствующие ценности, связанные с личностью. Субъективизм же ценности означает ориентацию на само удовольствие; оно есть цель, все же остальное - средства: как личность, так и тело ее, а также связанные с ними «женственность» или «мужественность».

Таким образом, эта форма субъективизма сводит на нет саму сущность любви, а совершенную ценность любовных переживаний (как, впрочем, и самой «любви») усматривает в удовольствии. Любовные (эротические) переживания доставляют женщине и мужчине острое удовольствие - наслаждение разных оттенков. Именно это удовольствие - наслаждение составляет полный и исключительный смысл существования как отдельных переживаний, так и, косвенно, самой любви между женщиной и мужчиной. Гедонизация любви в теории и практике это последний плод субъективизма. Тут уже не отдельные сиюминутные переживания перерастают живую совокупность фактов и особенно принципов истинной любви, но само удовольствие, которым сопровождаются эти переживания. Оно становится полной и безусловной ценностью, которой все следует подчинить, поскольку ценность эта в данном случае есть внутренняя мера всех человеческих поступков. Это напоминает программу утилитаризма, подверженную критике в 1 разделе. Здесь еще больше возрастает «опасность чувств», потому что чувства по природе своей тяготеют к удовольствию - удовольствие есть благо для чувства, тогда как неприятность есть зло, которого они сторонятся. Поэтому если чувства непосредственно стремятся выделиться как исключительное и истинное содержание любви (субъективизм чувств), то предоставленные самим себе они косвенно направляются на поиски удовольствия и наслаждения. И тогда саму любовь начинают оценивать в зависимости от того, доставляет ли она удовольствие.

Субъективизм в обеих своих разновидностях, а особенно во второй, является той почвой, на которой произрастает эгоизм. Как субъективизм, так и эгоизм так или иначе противопоставлен любви, во-первых, потому, что любовь имеет объективную ориентацию: на личность и на ее благо, во-вторых, потому, что у нее альтруистическая ориентация: на другого человека. Субъективизм выдвигает на это место субъект и его переживание, его заботит «подлинность» этого переживания, субъективное подтверждение любви в самом чувстве. Эгоизм же ориентирован исключительно на собственное «я», на ego, ищет благо для этого «я», не считаясь с другими людьми. Эгоизм исключает любовь, поскольку исключает общее благо, исключает также возможность взаимности, которая всегда опирается на стремление к общему благу. Выпячивание собственного «я», узкий интерес исключительно к его благу, что характерно для эгоизма - всегда предполагает некую преувеличенную ориентацию на субъект.

Собственное «я», трактуемое прежде всего как субъект, становится эгоистичным в тех случаях, когда мы перестаем ясно видеть его объективное место среди всего сущего, а также те отношения и зависимости, какие связывают с ними это «я». В особенности же другая форма субъективизма, субъективизм ценности, не может уже de facto быть ничем иным, как эгоизмом. Коль скоро единственной ценностью в отношении Y и X, а также X к Y, является удовольствие, не может быть и речи ни о взаимности, ни о единении личностей. Ориентация на удовольствие, как цель, удерживает каждую из них исключительно в границах собственного «я». Нельзя поэтому говорить тут о взаимности, но только о «двусторонности»; существует некая сумма удовольствия, проистекающего из общения двух личностей разного пола, которую следует так умело поделить между этими личностями, чтобы каждая получила как можно больше. Эгоизм исключает любовь, но допускает некую калькуляцию и компромисс: там, где нет любви, может, однако, существовать двусторонняя договоренность между двумя видами эгоизма.

Не может, однако, быть речи в этом случае об общем «я», которое возникает лишь, когда одна личность хочет добра другой, как добра самой себе и в добре для нее находит добро для себя⁴⁴. Одного удовольствия нельзя хотеть в таких обстоятельствах именно потому, что оно есть добро чисто субъективное, не транссубъективное, ни даже интерсубъективное. В лучшем случае можно хотеть «наряду» с собственным удовольствием также удовольствия для другого человека, но всегда только «при условии» наличия своего собственного. Так что субъективизм ценности, или ориентация только на удовольствие, как на исключительную цель общения и сожительства женщины и мужчины, как правило, есть эгоизм. Это вытекает из природы удовольствия, хотя отнюдь не означает, что в нем самом надо видеть зло - нет, удовольствие само по себе есть своеобразное добро - здесь важно указать нравственное зло, заключенное в ориентации воли на одно удовольствие. Ибо такая ориентация не только субъективна, но также эгоистична⁴⁵.

Порой говорится об эгоизме чувств и эгоизме эмоций. Основой такого различия является различие между чувственностью и эмоциональностью - двумя разными центрами реакций на сексуальную ценность. Тем не менее в основе каждой из этих разновидностей эгоизма лежит эмоция, в нервом случае - чувственно-плотская, связанная с удовлетворением чувственности, в другом случае - более тонкая «психическая» эмоция, которая сопровождает эмоциональные реакции. Эмоция, как «сильное» переживание или как эмоциональное состояние, более стойко удерживающееся в сознании, облегчает концентрацию на собственном «я», при этом возникает удовольствие, как добро того же «я», связанное с эмоцией.

Эгоизм чувств больше ассоциируется с субъективизмом ценности. Субъект напрямую стремится к удовольствию, которое могут доставить эротические переживания, связанные с «плотью и полом», личность в этом случае трактуется весьма недвусмысленно как «объект». Это скорее чистая форма эгоизма. Эгоизм эмоций не столь ясен и потому в нем легче запутаться. Ведь он ассоциируется прежде всего с субъективизмом эмоций, в котором на первый план еще не выдвигается удовольствие, а речь идет только о самой эмоции, так как она является условием подлинности переживания. Так что в эгоизме эмоций больше поисков собственного «я», нежели поисков удовольствия. И все же оно и тут является целью; ориентация на него в конечном счете тоже свидетельствует об эгоизме. Потому что речь здесь идет об удовольствии, которое заключено в самом переживании, или же в испытании эмоции. Когда эмоция становится целью только с учетом того удовольствия, какое заключено в ее переживании или испытании, тогда личность, к которой обращена эта эмоция (либо от которой она исходит), опять не более чем «объект», являющийся средством удовлетворения эмоциональных потребностей собственного «я». Эгоизм эмоций, который часто граничит с чем-то вроде игры («игра чужими эмоциями») не менее серьезное извращение любви, чем эгоизм чувств, с той только разницей, что в эгоизме чувств яснее виден эгоизм, тогда как эгоизму эмоций легче укрыться в видимости любви. Прибавим, что эгоизм эмоций не в меньшей степени - хотя иначе чем эгоизм чувств - может способствовать порочности взаимоотношений личности Y - X.

В начале данных рассуждений говорилось об отличии субъективизма от субъективности. Любовь - всегда есть некий субъективный и межсубъективный фактор, то есть ей свойствена субъективность. При этом, однако, следует уберегать ее от субъективистских извращений, ибо через них вкрадывается дезинтеграция любви и произрастает эгоизм в разных его ипостасях. И потому каждая из личностей, участвующих в любви, ратуя за полную ее субъективность, за субъективный профиль своей любви, должна при этом отважиться на объективизм. Соединение одного с другим предполагает особый труд, но это труд насущный, гарантирующий любви ее существование⁴⁶.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|