| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
IV. ТРИ ЦИКЛА РЕЧЕЙ: ТЩЕТА СЛОВ (ГЛАВЫ 4-27)
1. Учение трех мудрецов
Елифаз, Вилдад и Софар вступают трижды, и Иов отвечает каждому из них, или, скорее, это он сам всякий раз вновь начинает разговор, объявляя о своей невинности и отрицая обвинения друзей. Так возникают три цикла споров (гл. 4-14, 15-21 и 22-27), заканчивающихся длинным монологом Иова (гл. 29-31), - всего 18 речей, даже несмотря на то, что метаморфозы, которые претерпел текст в ходе веков, затрудняют деление внутри последнего цикла.
«Мудрецы» до изнеможения повторяют классическое религиозное учение, «доктрину о вознаграждении»: если кто-то совершает зло, Бог наказывает его, и наоборот если он наказан, значит, совершил зло. Поэтому праведники вознаграждаются, а нечестивые подвергаются каре - конечно, в этом мире, ибо после смерти все становятся равны. Подобное учение, которое преподает 1 псалом, не выдерживает проверки опытом жизни, и история Иова - живое доказательство того, что эта система не соответствует действительности.
Такое восприятие Бога как поборника справедливости, или скорее, представление о некоей неумолимой справедливости, которую мы называем Богом, коренится в самой глубине наших сердец. Иисус отвергает его в разговоре со Своими учениками о слепорожденном:
«Ученики Его спросили у Него: Равви! Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий» (Ин 9, 2-3).
Бог справедлив, но Он есть дух, и Он вечен; вознаграждение Его не материально и не наступает немедленно. Впрочем, Справедливость и Милосердие в Нем не противостоят друг другу, а являются одним целым.
Итак, друзья Иова ошибаются, выдвигая догму об ужасной участи злодеев и о счастье праведников. Добавляя, что ни один человек не может быть чист перед Богом, они тут же приходят к выводу: раз ты несчастен, значит, виновен.
«Вот каково, по сути, положение, которое предлагают Иову его друзья: человек всегда виновен перед Богом, поэтому всегда страдает. В действительности, может быть, это не так уж неверно; ошибка заключается в другом: в том, что они высокомерно говорят ему об этом, чего ни один человек не должен позволять себе по отношению к другому. К этому можно прибавить, что у друзей Иова нет никакого критерия, чтобы понять, что означает страдание невинного перед лицом Бога» (С. Кьеркегор).
Эти люди становятся невыносимы, потому что им, еще больше, чем Иову, не хватает милосердия в какой бы то ни было форме. Это друзья, в которых нет любви, ибо они не знают ни Бога, ни самих себя.
Когда-то Иов и сам думал так же (29, 18-20 и 30,26), и если слова их приводят его в такой гнев и неистовство, то только потому, что он продолжает рассуждать таким же образом, в то время как опыт показывает ему, что это понимание ложно. Не видя другого выхода, он набрасывается на Бога, обвиняя Его в том, что Он хранит трусливое молчание. Но парадокс этот возможен лишь оттого, что он не в состоянии переосмыслить свои представления о жизни.
Друзья Иова тоже требуют от него обращения, возврата к Богу, не понимая, что это вопрос не нравственного порядка: Иов действительно праведен. Путь, который ему предстоит проделать, - путь духовный. Он должен вступить в отношение с Богом, открыть Его для себя как Личность, как высшую Свободу, стать Его другом. Он должен воспринять дух заповедей Блаженства, называющих счастливыми страждущих от голода, нищеты, преследования, - лишь бы они знали Бога. Он должен открыть путь совершенной радости, о которой говорит святой Франциск, радости, которая пребывает несмотря ни на какие страдания.
2. Аргументы мудрецов
Трое друзей пытаются убедить Иова, рисуя ему целую картину участи грешников, так, как они ее себе представляют, так, как они научены. Но они могут лишь повторять свою теорию, не пытаясь сопоставить ее с действительностью:
«Нечестивый мучит себя во все дни свои, и число лет закрыто от притеснителя; звук ужасов в ушах его; среди мира идет на него губитель. Он не надеется спастись от тьмы; видит перед собою меч. Он скитается за куском хлеба повсюду; знает, что уже готов, в руках у него, день тьмы. Устрашает его нужда и теснота; одолевает его, как царь, приготовившийся к битве» (15, 2O-24). И они заключают: «0н зачал зло, и родил ложь, и утроба его приготовляет обман» (15-35).
Слабость бесчестного положения, его уязвимость, постоянная неуверенность и скорая гибель нечестивых, их страх и отчаяние - любимые темы друзей Иова, пытающихся описать это движение к небытию. По их мнению, человек сам порождает свое наказание (4,8; 15,35), поскольку оно - плод гордыни неправедно разбогатевших и обрушивается на головы их и их потомства. И раз Иов так сильно страдает, значит, он - воплощение чудовищной гордыни! (15, 4-13).
И наоборот, праведники получают вознаграждение, утверждают все трое философов, в согласии с учением Второзакония и многими псалмами. Пророки уже знали, что истинное счастье - не материального порядка: мир и согласие со своей совестью перед лицом Бога, близость с Ним не имеют цены. Но мудрым друзьям Иова праведная жизнь видится лишь «средством» к достижению счастья. Именно этот тип религиозности Рауль Фолеро назвал «универсальной страховкой против великого вечного Пожара»; можно добавить «и неплохая пенсия по старости, дешевое и доступное социальное обеспечение»...
В основном порядочность жизни, по этому учению, состоит в способности «поникнуть лицем», то есть вести себя смиренно и хранить «чистоту рук» (22, 30); иначе говоря, жить так, чтобы не в чем было себя упрекнуть, а для этого «управить сердце свое, и простереть к Нему руки свои» (11, 13), то есть быть верным Богу, усердствовать в молитве, неустанно взывая к «Вседержителю» (8, 5)... Но Иов так и делал, и знает, что внешнее соблюдение заповедей не может быть путем радости.
«Сблизься же с Ним, и будь спокоен; через это придет к тебе добро. Прими из уст Его закон, и положи слова Его в сердце твое. Если ты обратишься к Вседержителю, то вновь устроишься, удалишь беззаконие от шатра твоего. И будешь вменять в прах блестящий металл, и в камни потоков золото Офирское. И будет Вседержитель твоим золотом, и блестящим серебром у тебя, ибо тогда будешь радоваться о Вседержителе, и поднимешь к Богу лице твое. Помолишься Ему, и Он услышит тебя, и ты исполнишь обеты твои. Положишь намерение, и оно состоится у тебя; и над путями твоими будет сиять свет. Когда кто уничижен будет, ты скажешь «возвышение!» и Он спасет поникшего лицем» (22, 21-30).
Друзья Иова приходят все время к одному и тому же выводу: всякий человек грешен, и стало быть, заслуживает наказания. Если он счастлив, значит Бог доволен им, а если несчастен, значит согрешил. Чтобы быть счастливым, нужно без конца уничижать себя. Подобный взгляд, надо заметить, исходит из справедливого суждения: ни один человек не праведен перед Богом.
«Человек праведнее ли Бога, и муж чище ли Творца своего? Вот, Он и слугам своим не доверяет, и в Ангелах Своих усматривает недостатки, тем более - в обитающих в храминах из брения, которых основание прах, которые истребляются скорее моли. Между утром и вечером они распадаются; не погибают ли с ними и достоинства их? Они умирают, не достигнув мудрости» (4, 17-21)
«Что такое человек, чтобы быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиною быть праведным? Вот, Он и святым Своим не доверяет, и небеса нечисты в очах Его: тем больше нечист и растлен человек, пьющий беззаконие, как воду» (15, 14-16).
Не зная ничего иного, мудрецы сводят бунт Иова исключительно к нравственной проблеме. Они не понимают, что его вопрос - вопрос экзистенциальный, метафизический: кто же такой Бог, если Он совсем не похож на идеальный образ, который я себе создал? Иов ставит под сомнения сами понятия о справедливости, верности, чистоте, следованию которым он посвятил всю свою жизнь. Потому что, когда начинаешь восходить духовным путем, установленные ценности теряют свою безусловность.
Глубочайший вопрос, встающий перед каждым искателем вечности - «Кто есть Бог?» и, следовательно, «кто подобен Богу?» (имя архангела Михаила: Mi-Ka-El). Этот вопрос драматичен для того, кто его ставит: соразмеряя себя с Богом, пытаясь воспринять какую-то частичку Его бесконечного величия, неизбежно открываешь всю степень человеческой малости и бездонную пропасть, которая отделяет его от Творца. И тем не менее это осознание не должно быть оправданием для того, чтобы отрицать всякую связь с Богом, помещая Его в некий ореол недоступной и непреклонной святости.
3. Ответ Иова
Иов не отрицает свою недостойность, все то, о чем мудрецы говорят ему, он знает и сам:
«Правда, знаю, что так; но как оправдается человек перед Богом? Если захочет вступить в прение с Ним, то не ответит Ему ни на одно из тысячи. Премудр сердцем и могуч силою; Кто восставал против Него и оставался в покое?» (9, 2-4).
«Сколько знаете вы, знаю и я; не ниже я вас. Но я к Вседержителю хотел бы говорить, и желал бы состязаться с Богом» (13, 2-3).
Главы 21 и 24 - это пылкое доказательство ложности учения о воздаянии. Отвергая его, Иов основывается на двух главных аргументах - своем личном и общечеловеческом опыте. Мы видим, как нечестивый избегает кары и после смерти ему устраивают торжественное погребение (21, 27). Что же до наказания потомков беззаконных, то это вовсе не имеет смысла (21, 19)! Их счастливая участь - соблазн для угнетенных праведников:
«Почему не сокрыты от Вседержителя времена, и знающие Его не видят дней Его? Межи передвигают, угоняют стада, и пасут у себя. У сирот уводят осла, у вдовы, берут в залог вола. Бедных сталкивают с дороги, все уничиженные земли принуждены скрываться. Вот они, как дикие ослы в пустыне, выходят на дело свое, вставая рано на добычу; степь дает хлеб для них и для детей их. Жнут они на поле не своем, и собирают виноград у нечестивца; нагие ночуют без покрова, и без одеяния на стуже; мокнут от горных дождей; и, не имея убежища, жмутся к скале. Отторгают от сосцов сироту, и с нищего берут залог; заставляют ходить нагими, без одеяния, и голодных кормят колосьями; между стенами выжимают масло оливковое, топчут в точилах, и жаждут. В городе люди стонут, и душа убиваемых вопиет, и Бог не воспрещает того» (24, 1-2).
«Если это не так, кто обличит меня во лжи, и в ничто обратит речь мою?» (24, 25).
Иов обвиняет Бога не только в безразличии, но чуть ли не в жестокости и сообщничестве с нечестивыми:
«Все одно; поэтому я сказал, что Он губит непорочного и виновного. Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмевается. Земля отдана в руки нечестивых; лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же?» (9, 22-24)
Считая, что это Бог поразил его, Иов тщетно пытается найти облегчение в дружбе: его друзья, будучи узниками собственных безусловных представлений о морали, не способны понять его страдание. Отказывая в сочувствии, они становятся бесчеловечны и убивают любовь в самих себе. Так пусть же лучше молчат! Для того, кто действительно любит, единственное достойное отношение - это молчаливое присутствие Марии у подножия Креста. Сочувствовать, утешать - это страдать страданием любимого существа, соединиться с ним во внутреннем и внешнем молчании, отказавшись от любого вмешательства в тайну, совершающуюся в другом, возвышенный диалог человека с Богом и самим собой, в который никто не имеет права вторгаться.
«А вы сплетчики лжи; все вы бесполезные врачи. О, если бы вы только молчали! Это было бы вменено вам в мудрость» (13, 4-5).
«Напоминания ваши подобны пеплу; оплоты ваши оплоты глиняные. Замолчите предо мною, и я буду говорить, что бы ни постигло меня. Для чего мне терзать тело мое зубами моими и душу мою полагать в руку мою? Вот, Он убивает меня; но я буду надеяться; я желал бы только отстоять пути мои пред лицем Его!» (13, 12-15).
«Помилуйте, помилуйте меня вы, друзья мои; ибо рука Божия коснулась меня. Зачем и вы преследуете меня, как Бог, и плотью моею не можете насытиться?'» (19, 21-22)
4. Лицо Иова
Отвечая друзьям, Иов описывает чувства, которыми полна его душа, свои кошмары, свой ужас и отвращение, он создает подлинный автопортрет. Его друзья вносят дополнительные штрихи, изображая его реакции, нетерпение и гнев. В целом получается очень тонкое и психологически точное описание, уникальное в древней литературе:
«К чему порывает тебя сердце твое, и к чему так гордо смотришь? Что устремляешь против Бога дух твой, и устами твоми произносишь такие речи?» (15, 12-13) говорит Елифаз, а Иов возражает:
«О, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! Оно, верно, перетянуло бы, песок морей! Оттого слова мои неистовы. Ибо стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой; ужасы Божий ополчились против меня» (6, 2-4).
Иов описывает свои муки с удивительной реалистичностью:
«Я был спокоен, но Он потряс меня; взял меня за шею и избил меня, и поставил меня целью для Себя. Окружили меня стрельцы Его; Он рассекает внутренности мои, и не щадит; пролил на землю желчь мою. Пробивает во мне пролом за проломом; бежит на меня, как ратоборец. Вретище сшил я на кожу мою, и в прах положил голову мою. Лицо мое побагровело от плача, и на веждах моих тень смерти» (16, 12-16).
Красноречие Иова столь же велико, как и его страдание: ирония, оскорбления, критика, зловещие картины. Он говорит с такой страстью, что в конце концов его друзья начинают опасаться с ним заговаривать:
«Если попытаемся мы сказать к тебе слово, - не тяжело ли будет тебе? Впрочем кто может возбранить слову?» (4, 2)
И тем не менее, они ожесточаются против него с невыносимой жестокостью:
«Вот ты наставлял многих, и опустившиеся руки поддерживал, падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял. А теперь дошло до тебя, и ты изнемог, коснулось тебя, и ты упал духом» (4, 3-5).
Чувства Иова, находящегося почти во власти бреда, все время меняются: он призывает смерть и в то же время боится ее.
«Не малы ли дни мои? Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился, прежде нежели отойду, - и уже не возвращусь, - в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма» (10, 2O-22).
«Душа моя желает лучше прекращения дыхания, лучше смерти, нежели сбережения костей моих. Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета. Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его? Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость ? И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра поищешь меня, и меня нет» (7, 15-21).
Он зовет Бога и ужасается от мысли о возможности встретиться с Ним, потому что по сути его система ценностей остается прежней и, отвергая аргументы своих друзей, он все так же желает жизни, счастья и достатка в вознаграждение за свою безупречность. Заблуждение Иова, ложность его представлений о Боге в том, что он пытается свести Его к образу некоего совершенного человека, тогда как Он - «Совершенно Иной». Не понимая этого, Иов обвиняет Его в деспотизме и боится.
«Но Он тверд, и кто отклонит Его? Он делает, чего хочет душа Его. Так, Он выполнит положенное мне; и подобного этому много у Него. Поэтому я трепещу пред лицом Его. Бог расслабил сердце мое, и Вседержитель устрашил меня. Зачем я не уничтожен прежде этой тьмы, и Он не сокрыл мрака от лица моего!» (23, 13-17).
5. Бог Иова
Тогда как все Писание беспрестанно воспевает милосердие Божие и Псалмы без конца повторяют, что «вовек милость Его», эта тема совершенно отсутствует в книге Иова. По мнению Иова, Бог всегда непостижим для человека, недоступен его разуму и чувствам. Даже в тех отрывках, где Иов воспевает Его славу, Он изображен Всемогущим Создателем, Господином истории; но эта история - не история Израиля: Бог Иова абстрактен, это идея. Елифаз говорит:
«[Бог] Творит дела великие и неисследимые, чудные без числа; дает дождь на лице земли, и посылает воды на лице полей; униженных поставляет на высоту, и сетующие возносятся во спасение. Он разрушает замыслы коварных, и руки их не довершают предприятия. Он уловляет мудрецов их же лукавством, и совет хитрых становится тщетным: днем они встречают тьму, и в полдень ходят ощупью, как ночью. Он спасает бедного от меча, от уст их и от руки сильного. И есть несчастному надежда, и неправда затворяет уста свои» (5, 9-16).
И Иов вторит ему:
«0н передвигает горы, и не узнают их; Он превращает их в гневе Своем; сдвигает землю с мест ее, и столбы ее дрожат; скажет солнцу - и не взойдет; и на звезды налагает печать. Он один распростирает небеса, и ходит по высотам моря;сотворил Ас, Кесилъ и Хима и тайники юга; делает великое, нвисследимов и чудное без числа! Вот, Он пройдет передо мною, и не увижу Его; пронесется, и не замечу Его» (9, 5-11).
Горький опыт заставляет Иова оспаривать, что Бог обладает всем тем, что сам Иов Ему до сих пор приписывал: добротой, святостью, мудростью, справедливостью.
Он не добр, ибо жизнь тяжела и быстротечна, безнадежна, похожа на абсурдный спектакль, трагическая развязка которого известна заранее. И поскольку Бог знает все это, Его ожесточение против несчастного, презрение к нему и насмешка над ним свидетельствуют о Его жестокости.
Бог не свят, ибо беззаконные побеждают, и Он с ними заодно, поскольку не открывает тому, кого карает, его вину.
Бог, Который есть начало и причина всего, не мудр, а, напротив, неразумен и склонен к беспричинным переменам настроения.
На самом деле Иов попросту не способен признать границ своего собственного знания. Чрезмерная уверенность в себе, питаемая ощущением собственной праведности, приводит к тому, что он судит Бога: Бог несправедлив перед лицом справедливости Иова! Кажется, Иов совсем забыл, что нет другой нормы справедливости, кроме Самого Бога, и что быть справедливым значит уподобиться Ему.
Но, вопреки всем ожиданиям, он все еще клянется Им, Богом, ибо, неспособный отрицать голос собственной совести, он не может отрицать и Его 'существования. Такова драма Иова: его вера вступает в конфликт с совестью, и именно в этой борьбе сердце его раскроется, и он постигнет не только «что есть Бог», но «кто есть Бог».
«Жив Бог, лишивший меня суда, и Вседержитель, огорчивший душу мою, что, доколе еще дыхание мое во мне и дух Божий в ноздрях моих, не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесет лжи! Далек я от того, чтобы признать вас справедливыми; доколе не умру, не уступлю непорочности моей. Крепко держал я правду мою, и не опущу ее; не укорит меня сердце мое во все дни мои» (27, 2-6).
Постепенно в сознании Иова происходит нечто вроде удвоения образа Бога. Иов не может отказаться от мысли о Его беспристрастности в этой борьбе, в которой он оказался Ему противопоставлен, и поэтому видит в Нем одновременно Судью и Защитника; Творца и Того, Кто свидетельствует о человеке перед лицом Творца. Это удивительное предвосхищение искупления человечества в личности Сына, Который воплотится, чтобы стать заступником людей перед Богом.
«Земля! не закрой моей крови, и да не будет места воплю моему. И ныне, вот, на небесах Свидетель мой, и Заступник мой в вышних! Многоречивые друзья мои! К Богу слезит око мое. О, если бы человек мог иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим! Ибо летам моим приходит конец, и я отхожу в путь невозвратный» (16, 18-22).
«Заступись, поручись Сам за меня перед Собою! иначе кто поручится за меня?» (17, 3)
По-еврейски Иов называет его «Гоэл»: так назывался близкий родственник, который одновременно исполнял миссию Защитника и Искупителя угнетенного и нуждающегося; в то же время Он - Противник.
«О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были они в книге, резцом железным с оловом, - на вечное время на камне вырезаны были! А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию; и я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаевает сердце мое в груди моей!» (19, 23-27)
Так, через страдание, знание Иова о Боге очищается. Из Бога «по образу человека», справедливого, но далекого, недоступного, сведенного лишь к роли Вершителя неотвратимой судьбы, Он становится личностью, Кем то близким, с Кем Иов вступает в диалог. Но прежде всего этот диалог завязывается в самом Иове - между понятием о Боге и реальностью Вечно Сущего, с которой Иов сталкивается.
6. Иов бросает вызов Богу
В глубине души Иов продолжает надеяться, и именно поэтому протестует. На самом деле он не просит о том, чтобы быть уничтоженным, а ждет ответа. Нельзя сказать, что он отрицает справедливость Бога, но она кажется ему абсурдной. Он слишком любит Его, чтобы смириться с собственным ощущением Его несправедливости, и слишком надеется на Него, чтобы выдержать Его невыносимое молчание. Он жаждет Его, ибо Бог для него Все, сам смысл его существования, и он не хочет иного смысла. Только пять раз он решается обращаться прямо к Богу и почти все эти обращения относятся к первому циклу речей. Он начинает с напоминания о краткости своей жизни, продолжая считать, что она драгоценна для Бога:
«Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око мое не возвратится видеть доброе. Не увидит меня око видевшего меня; очи Твои на меня, - и нет меня. Редеет облако, и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет» (7, 7-9).
Он знает, что Предвечный - его Создатель, но он хочет, чтобы Тот был еще и Отцом, до конца отвечающим за всех, кого породил:
«Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что ты, со мною борешься? Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь, что презираешь дело рук Твоих, а на совет нечестивых посылаешь свет? Разве у Тебя плотские очи, и Ты смотришь, как смотрит человек? Разве дни Твои - как дни человека, или лета Твои - как дни мужа, что Ты ищешь порока во мне, хотя знаешь, что я не беззаконник, и что некому избавить меня от руки Твоей? Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом, - и Ты губишь меня? Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня?» (10, 2-9).
Зная о своей бренности, он просит хоть немного сжалиться над ним:
«Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями. Как цветок, он выходит, и опадает; убегает, как тень, и не останавливается. И на него-то Ты отверзаешь очи Твои, и меня ведешь на суд с Тобою? Кто родится чистым от нечистого? Ни один. Если дни ему определены, и число месяцев его у Тебя; если ты положил ему предел, которого он не перейдет; то уклонись от него; пусть он отдохнет, доколе не окончит, как наемник, дня своего» (14, 1-6)
Чувствуя, что покинут всеми, в душевном одиночестве, порожденном несчастьем, он пытается напомнить Богу, что кроме Него, у него нет друзей:
«Заступись, поручись Сам за меня перед Собою! Иначе кто поручится за меня? Ибо ты закрыл сердце их от разумения, и потому не дашь восторжествовать им» (17, 3-4).
Иову хочется ощутить хоть толику внимания со стороны Бога, удостовериться в Его любви:
«Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне, - стою, а Ты только смотришь на меня. Ты сделался жестоким ко мне; крепкою рукою враждуешь против меня. Ты поднял меня, и заставил меня носиться по ветру, и сокрушаешь меня. Так, я знаю, что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих» (30, 2O-23).