| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
КРИЗИС ВЕРЫ ИЛИ КРИЗИС КУЛЬТУРЫ?
За последние месяцы несколько раз говорилось, что великий кризис современной церкви - брожение умов, неортодоксальные суждения, фальсификация церковной традиции - это не кризис веры, а «кризис культуры». Это утверждение обычно сопровождалось мыслью о том, что в наше время от религии требуется приспособление, «адаптация» к радикальным изменениям в культуре.
Но если мы подумаем о контрасте между «новыми взглядами», имеющими хождение среди многих интеллектуалов-католиков, и учением Церкви; если мы вспомним о «новом богословии», которое, например, представляют немецкий иезуит Карл Ранер или доминиканец Эдуард Шильбекс (Schillebeeckx); если мы осознаем всю самонадеянность издательства «Herder & Herder», опубликовавшего - с явным пренебрежением к Ватикану - Голландский катехизис, в котором, например, не упомянуты непорочное зачатие и догмат о вечной каре за грехи; если мы представим себе все оскорбления, которые нанесло нам отрицание католических догматов во множестве книг и статей, написанных католическими священниками и католиками-мирянами, опубликованных католической прессой и с энтузиазмом воспринятых в католических университетах; если мы с сердечным трепетом осознаем, какой ущерб могут нанести вере маленьких детей такие учебники, как серия катехизисов «Word and Worship», где искажаются личность и учение Христа, - если мы обратим внимание на все или хотя бы на любой из этих фактов, мы вынуждены будем заключить: предположение о том, что Церковь стоит перед лицом всего лишь «культурного кризиса», является либо совершенно безответственным принятием желаемого за действительное, либо дьявольской попыткой отвлечь наше внимание от растущего с каждым днем вероотступничества.
Кроме того, само понятие «кризис культуры» весьма расплывчато и двусмысленно. Термин культура, строго говоря, можно отнести ко многим вещам: от художественных и архитектурных стилей до образа жизни и моды в одежде. Так, мы говорим о культурных особенностях, отличающих эпоху барокко от Ренессанса, об отличиях в культуре семнадцатого и восемнадцатого столетий или о более радикальных культурных отличиях восемнадцатого века от девятнадцатого. История демонстрирует беспрерывные перемены в культуре. Поэтому желательно не использовать термин кризис применительно к культурным изменениям, а употреблять его лишь в смысле распада культуры как таковой или исчезновения того конкретного воплощения человеческого духа, которое мы и называем культурой.
Но разве мы не наблюдаем в настоящий момент кризиса культуры? Действительно, происходит значительная культурная ломка (например, явление, описанное Габриэлем Марселем в его «Человеке и массовой культуре» - «Man against Mass Society»). Однако необыкновенный моральный упадок, характерный для нашего общества, растущий аморализм ни в коем случае не может рассматриваться как «кризис культуры».
Вопросы добра и зла, истинного и ложного по своему существу находятся за рамками культуры. То, что мы имеем в виду, когда говорим о безнравственности Каина или о мерзостях, которые творили Гитлер и Сталин, принадлежит к совершенно иной категории, чем критика плохого искусства. Тактическим приемом тех, кто отрицает абсолютную реальность и значимость добра и зла, как раз и является интерпретация этих понятий как простых феноменов культуры.
Конечно, не вызывает сомнений, что ложные философии играют определенную роль в современном кризисе веры. Многие влиятельные католики привержены историческому релятивизму, сциентизму, эволюционизму, материализму, прогрессизму и другим псевдофилософским учениям. Но те, кто заявляет нам, что эти новые философские системы отражают большие изменения в культуре, которые определяют современность и к которым должна адаптироваться Церковь, не только представляют в ложном свете отношение, всегда существовавшее между философией и Церковью (которая не может принять философское учение, отрицающее любую из истин христианского откровения), но и фальсифицируют сущность философии.
Любая философия, достойная называться этим именем, по необходимости претендует на то, чтобы быть истинной: ее целью является открытие истины. Единственным уместным вопросом в отношении той или иной философской системы является следующий: истинна она или ложна? Мировоззрение философа может быть в основе своей верным, но неполным; оно может заключать в себе много ошибок; оно может быть ошибочным по существу, но содержать верные мысли. Но различие между правильными философскими положениями и ошибочными в любом случае не является культурным различием.
Культуры не претендуют на то, чтобы быть истинными; их смысл не в истине. Одна культура может превосходить по красоте другую, может быть более утонченной. Культуры различаются многими аспектами, включая их отношение к разным сторонам жизни. Культуры различаются между собой так же, как языки. В противоположность этому главной темой философии является истина.
Всем культурам свойственны философские споры. Вспомним Сократа и софистов, св. Бернара и Пьера Абеляра, Декарта и его современников, Гегеля и Кьеркегора. Но эти и другие столкновения истины и заблуждения не были проявлениями кризиса культуры. И противоречия между этическим релятивизмом и абсолютизмом, между детерминизмом и индетерминизмом, между материализмом и признанием у человека души не могут быть отнесены к культурным различиям. Хотя культурная ситуация данной эпохи и влияет на проблемы, которые выбирают для исследования философы, однако истинность взглядов того или иного философа ни в малейшей степени не зависит от изменений в культуре. Философская истина не может обесцениваться временем, хотя и может со временем дополняться. За сведением философии к явлению культуры скрывается дискредитация самого понятия истины; именно с позиций исторического релятивизма модернисты всегда пытались атаковать церковные догматы.
Мы ясно увидим увертку, заключающуюся в приписывании современных церковных настроений «культурному кризису», если рассмотрим отношения, существующие между религией и культурой. Культура, представляющая собой богатейшую, творческую объективацию человеческого духа, предполагает, что личность и общество твердо придерживаются истины. Какие бы философские идеи ни разделяли люди, культура для своего успешного прогресса требует уважительного контакта с бытием. Упадок - даже разрушение - культуры, характерные для нашего времени, связаны не с отсутствием таланта, творческого гения. Это, в первую очередь, следствие исчезновения ее необходимой предпосылки: полноценного и подлинного человеческого существования. Этот упадок говорит также о разрушительном воздействии ложных представлений о Космосе, ложных философий. И, наконец, в разрушении современной культуры можно усмотреть закат истинной религии, которая на протяжении почти двух тысяч лет была плодотворной основой западной цивилизации.
Как можно было ожидать, наиболее радикальные из новых церковных модернистов и секуляризаторов не говорят о том, что Церковь столкнулась с кризисом культуры. Они открыто утверждают, что «будущая вера» будет в корне отличаться от традиционного католического вероисповедания. Они не колеблясь заявляют о кризисе самой веры, хотя в их случае это выражение звучит уклончиво. Следовало бы говорить о потере веры, об отступничестве.
Мы имеем три типа католиков, которые преуменьшают опасность проникновения ересей в Церковь, ссылаясь на «кризис культуры».
Во-первых, это те более хитрые секуляризаторы и самозваные прогрессивные деятели, которые избегают открытого конфликта с защитниками ортодоксии. Эти люди думают, что им удастся легче «реформировать» Церковь, преобразовать ее в «современный», секуляризованный институт, если они замаскируют свой отказ от католических догматов. Замыслы деятелей, относящихся к этому первому типу, воистину дьявольские.
Во-вторых, есть такие, кого больше интересует собственное влиятельное положение и материальное благополучие, чем вопросы веры. В Церкви всегда были такие иерархи - скорее светские сановники, чем последователи апостолов. Это неизбежная дань человеческому несовершенству. Такие люди не имеют крепкой ортодоксальной веры, но и не являются страстными приверженцами ересей, не представляют собой «реформаторов». Их главная забота - избежать столкновения. Они плывут по течению, которое называют тенденцией времени, и используют общеупотребительное выражение «кризис культуры», парируя обвинения в ереси во избежание конфликта с папским престолом.
К третьему типу относятся деятели, которые не хотят использовать свой авторитет для того, чтобы остановить распространение ереси. Они боятся обвинений в «реакционности», «ультраконсерватизме», «отставании от века», боятся потерять популярность. Так, они убеждают себя и других в том, что для современной церкви нет никакой реальной угрозы, что ортодоксальность находится вне опасности при нынешнем «культурном кризисе». Таким образом они успокаивают свою совесть и не следуют своему апостольскому долгу защищать неприкосновенность веры; например, они уклоняются от своей обязанности проверять высказывания священников в епархиях и университетах на предмет их соответствия учению Церкви.
Но правоверных католиков не могут смутить эти уловки. Они руководствуются наставлениями Его Святейшества и, твердые в своей вере, объединяются для защиты Церкви от ее собственных секуляризаторов.