|< в начало << назад к содержанию вперед >> в конец >|

Зарождение Ордена

Когда говорят о зарождении Доминиканского Ордена, называют разные даты, и все они значимы, ибо показывают, что за человек был Доминик, и в чем состояло его Богоданное служение Церкви.

Первая предполагаемая дата -- приблизительно 1195 год, когда Доминик еще учился в Паленсии, в той кафедральной школе, которая стала первым испанским университетом. Когда Доминик изучал там богословие, случился большой голод, и он продал свои любимые книги и какие-то вещи, чтобы раздавать милостыню. Говорят, что его пример вдохновил многих, и некоторые позже пришли к нему, когда он стал проповедником.

Чужим несчастьям он остро сочувствовал всю жизнь, и был готов на что угодно, чтобы их облегчить. Дважды, когда ему нечего было продать, чтобы собрать деньги для бедных, он предложил в рабство самого себя.

Свое сочувствие к бедным он не растрачивал в чудаческих жестах. Он понимал, что щедрости необходимо придать форму, сделать ее “институцией”. Доподлинно известно, что он учредил в Паленсии место, где раздавали милостыню. Доминик и в молодости проявлял организаторский талант.

Его щедрость к бедным сразу принесла плоды -- он привлек внимание Диего, настоятеля кафедрального собора, который искал добровольцев для недавно реформированного сообщества. Тот уговорил Доминика присоединиться к ним, и вот, около 1196 года, тот стал каноником в Осме.

Там он узнал о жизни в монашеской общине. Кроме того, у него появилась возможность продолжать богословские занятия и предаваться общей и личной молитве. На своих друзей-каноников он произвел столь сильное впечатление, что в 1201 году его избрали помощником настоятеля. Но и тогда он больше всего стремился жертвовать собой ради спасения других. Хотя у нас нет основания полагать, что каноником он не был счастлив, подлинное его призвание было в ином.

Первый шаг к призванию, которое препоручил ему Бог, был сделан в 1203 году. Король Кастилии послал Диего, к тому времени -- епископа Осмы, послом в Данию, чтобы договориться о браке скандинавской принцессы со своим сыном. Диего взял Доминика с собой. Вероятней всего, Доминик был не просто одним из епископской свиты. Они с Диего стали друзьями.

По дороге в Данию они провели ночь в Тулузе, и тут Доминик обнаружил, что их хозяин поддерживает альбигойцев, приверженцев дуализма. Всю ночь он проспорил с ним и убедил наконец в истине католической веры.

Успешно завершив свою миссию, Диего и Доминик вернулись домой; но их почти сразу снова отправили назад с еще большей свитой, уже за самой принцессой.

И тут оказалось, что принцесса передумала, ушла в монастырь, поставив перед архиепископом Лундским юридические и дипломатические проблемы. Тот отказался принимать какое бы то ни было решение, не посоветовавшись с Папой. Вполне вероятно, что Диего попросили отвезти письмо, где излагалась суть дела.

Как бы то ни было, вместо того, чтобы немедленно вернуться в Осму, Диего с товарищами отправился в Рим, а там отказался от епископской кафедры, чтобы проповедывать язычникам. Вероятно, он приобщил к своим планам и Доминика. Возможно, они решили пройти вдоль побережья Балтики вместе с архиепископом Датским. Доминик до конца жизни хотел стать миссионером в языческих краях, и хотя ему это не удалось, он успел послать к язычникам своих последователей.

Папа отказал Диего в просьбе и велел ему вернуться в свою диоцезу. Тот так и сделал, но их ждало очень важное происшествие. Когда он и его свита проезжали Францию, они встретили трех цистерцианцев, которых Папа направил на юг Франции бороться с ересью. Эти несчастные монахи ничего сделать не смогли и уже подумывали, не оставить ли им свою миссию или, по крайней мере, проповедь и не заняться ли исправлением духовенства, чей дурной пример очень способствовал ереси. Пока они мрачно спорили, к концу марта или началу апреля 1203 года в Монпелье прибыл Диего, и они спросили у него совета.

К их изумлению, Диего (который, возможно, уже говорил об этом с Папой) посоветовал им ни в коем случае не прекращать проповеди, а, напротив, сосредоточиться только на ней. Для того же, чтобы переспорить проповедь еретиков, надо изменить не духовенство, а самих себя. Надо жить, как жили апостолы -- тем самым, и как еретики. Диего сразу понял, какое огромное преимущество у тех, других проповедников -- просто из-за их строгого, евангельского вида. Лучше всего их можно сокрушить, если покажешь, что католики могут быть такими же аскетичными и евангельскими. Они тоже могут путешествовать пешком, переносить бедность и унижения, просить милостыни у дверей, провозглашая истинное Евангелие Иисуса Христа. А что, разве не могут?

Конечно, три цистерцианца отыскали множество ответов. Прежде всего, старшему духовенству не подобало просить милостыню. Еще зазорнее считалось просить ее цистерцианцам -- уже в следующем году пригрозили закрыть один монастырь в Швейцарии, если его монахи не смогут себя прокормить. Да и все это отдавало для многих ересью. Однако трое папских посланцев согласились испробовать новый метод с тем условием, чтобы ими руководил кто-нибудь посолидней.

Диего принял вызов без раздумий. Он отослал свиту домой, оставив при себе одного Доминика, и отправился проповедывать не только пешком, но и босиком, и прошел всю область, провозглашая Благую Весть.

Видимо, занимался он этим недолго, ибо вернулся в диоцезу к концу апреля. Но его дерзновенное действо не осталось без последствий. Родился новый стиль проповеди, и Доминик играл в нем все более заметную роль. Позже писатели-доминиканцы не ошибались, считая это истинным началом Ордена.

Разные проповедники приходили и уходили, а Доминик оставался все десять долгих лет, проповедуя по всей провинции, которую теперь называют Лангедок. Были у него очевидные успехи, были и успехи менее очевидные. Католические проповедники устроили несколько открытых диспутов с еретиками, и после одного из них, по преданию, 150 человек вернулись в Церковь. Как признался затем один из участников, он никогда не подозревал, что у католиков есть такие весомые доводы, а люди так плохо знают католическое учение. Знаем мы и о том, что какие-то люди обратились после проповеди. Несомненно, это случалось чаще, но другие обращения не оставили следа в истории.

Однако проповедничеству долго не разрешали мирно развиваться. В конце 1207 года Диего умер, а меньше чем через месяц одного из папских посланцев убили еретики. Подозревали, что в преступлении замешан граф Тулузский.

Со смертью Диего Доминик стал вождем проповедников, и его назначили официальным попечителем общины для обратившихся женщин, которую Диего учредил в Пруйе (Пруй), недалеко от Каркассона. Позднее оно выросло в женский доминиканский монастырь.

Последствия убийства были куда печальней: Папа Иннокентий III решил, что настало время обратиться к более сильным средствам, чтобы навести порядок и возродить правую веру. Он обратился к французскому королю, у которого была власть почти над всей Южной Францией, и воззвал к отмщению. И вот, в следующем году началась долгая и мерзкая война, в которой обе стороны достигли немногого, но крови пролили предостаточно. Угасла она после смерти Симона де Монфора, возглавлявшего Крестоносное войско (он был отцом Симона де Монфора, известного из английской истории), оставив потомкам долгий труд политического и религиозного примирения.

Все годы изнурительной альбигойской войны Доминик проповедовал, и так хорошо, насколько это было возможно в подобных обстоятельствах. Хотя он сдружился с Симоном де Монфором и завязал связи, которые потом оказались полезными Ордену, он никогда прямо не ввязывался в военную кампанию, как многие священники. Он оставался бедным проповедником и в политике значил мало.

В 1215 его пригласили в Тулузу. Богатый горожанин Пьер Селан подарил ему дом, и, что еще важнее, вместе с неким Тома, дал Доминику монашеские обеты. Многих и до того привлекал Доминик и его дело, но Пьер и Тома были первыми, кто скрепил тяготение обетом. Это -- официальное начало новой общины, которая позднее превратилась в Орден Проповедников.

Епископ Тулузский, обратившийся трубадур Фульк Марсельский, приветствовал Доминика и его друзей и дал им в своей диоцезе официальный статус проповедников. Их связывала не только миссия против еретиков, но и общая ответственность -- они обещали помогать епископу во всем, что касается вероучения.

Так обстояли дела, когда Доминик с Фульком поехали в 1215 году на Четвертый Латеранский Собор. Но Доминик хотел большего. Он отправился в Рим, чтобы Папа благословил новую общину и признал ее “Орденом Проповедников”, претендуя тем самым на титул, который по традиции принадлежал епископам.

Собор постановил, что не надо открывать новые обители, если они не соответствуют ни одному из существующих монашеских уставов, и Доминику пришлось вернуться в Тулузу, чтобы посоветоваться с братьями, прежде чем получить желанное утверждение. Но в 1216 году, когда они согласились принять устав святого Августина, Гонорий III, вскоре занявший место Иннокентия III, дал Доминику все, чего он просил. Орден Проповедников теперь существовал официально, как институция Церкви, и Святой Престол свободно пользовался его спорным наименованием, хотя иные десятилетиями обсуждали его.

Орден вначале существовал при диоцезах, но уже в 1216 году Доминик стал мыслить о большем. Рассказывают, что в Риме у него было видение -- братья попарно отправлялись в мир проповедовать Евангелие. И вот, в 1217 году он послал некоторых в Париж, чтобы те обосновались там, а других -- в Испанию. В следующие несколько лет он основал дома еще в нескольких местах Франции, Испании и Италии и посылал миссии все дальше от себя в надежде на то, что проповедь распостранится повсюду.

Между 1216 и 1220 годами видение Доминика как бы воплотилось, и он все убеждал братьев, как это важно. Особенно он хотел быть уверенным в том, что обители его действительно бедны. Он убеждал братьев не просто нищенствовать в пути, но и жить на подаяние в своих общинах, не собирая подати и не владея собственностью. К такому согласию они и пришли в 1220 году.

Доминик неоднократно подчеркивал, как важны занятия, штудии. В 1215 году в Тулузе он брал своих первых братьев на лекции, которые читал богослов из Англии, Александр Стейвенсби. Потом, как мы видели, он послал некоторых в Париж, где, кроме прочего, наказал им посещать тамошний университет. Каждая доминиканская обитель стала местом учения. Один из ранних законов Ордена гласит: нельзя основывать обители, если в ней некому преподавать богословие.

С самого начала Доминик не упускал из виду университетских центров Европы. Когда доминиканцы в 1221 году впервые приплыли в Англию, они направились прямо в Оксфорд.

Но, уделяя учению такое важное место, Доминик никогда не прочил своих братьев в ученые. Они были проповедники. Для этого надо много знать и много учиться, но главное -- глубоко и искренне верить, открыться Святому Духу, Который вдохновит слова и дела. Доминик посылал на проповедь даже самых молодых учеников, уверяя, что он не оставит их в своих молитвах, и призывая доверять Богу, чтобы, когда нужно, к ним пришли нужные слова.

Доминик и сам никогда не забывал, что и он, прежде всего -- проповедник. Хотя он посвятил немало времени и сил только что учрежденному Ордену, он, как и прежде, совершал дальние странствия и проповедовал народу. Когда это было необходимо, он пытался завербовать и мирян, которые, не будучи монахами, все же обладали по его мнению, “благодатью проповеди”.

Вдобавок ко всему этому Доминик заинтересовался проектом, над которым трудился Гонорий III -- учредить в Риме новый, более строгий женский монастырь. Несомненно, в нем была нужда, поскольку многие монастыри утратили религиозный пыл и не могли удовлетворить женщин, желавших более серьезной монашеской жизни. Для этого избрали церковь Сан-Систо [Св. Сикста], но гильбертинский орден, который должен был всем этим ведать, не делал ничего. И вот, в 1218 году Доминик предложил, что он возьмет это это на себя. В феврале 1221 года община монахинь успешно вступила во владение Сан-Систо под покровительством Доминика. Прошло немного времени, и он основал женский монастырь в Мадриде, заложил обитель в Болонье.

В 1220 году он созвал в Болонью представителей всех своих общин на Генеральный Капитул. Там он попытался сложить с себя полномочия главы Ордена, но братья не хотели об этом и слышать. Он, однако, настаивал на том, чтобы они, а не он решали, как им быть. По крайней мере в одном их мнения разошлись, и он не пытался навязать им свою волю. Он хотел, чтобы братья в миру взяли на себя всю ответственность за материальные проблемы, а братья-клирики целиком посвятили себя ученью и проповедничеству. Это предложение отвергли.

Когда Совет кончил работу, Орден был, в сущности, сформирован, оставалось лишь добавить несколько административных деталей, что и было сделано в 1221 году. Важнейшая черта доминиканского устава -- его гибкость. Святой Доминик не создал никакого навеки закрепленного “Правила”. Все в принципе открыто, все можно совершенствовать, ни одному правилу не дозволено мешать делу проповеди. Старшие должны обладать полной свободой, чтобы освободить и братьев от любой обязанности или обряда, который помешал бы их работе. Главное -- это личная инициатива и конкретная община. Здесь мы еще раз видим, как доверял Доминик братьям, как полагался на их способность принимать решения по ходу дела. Он не хотел влиять на события.

После Собора Доминик снова отправился в путешествие, но силы его уже подходили к концу. В 1221 году он председательствовал на втором Генеральном Капитуле, потом еще раз отправился в путь. Но к концу июля он вернулся в Болонью очень больным и умер 6 августа.

|< в начало << назад к содержанию вперед >> в конец >|