| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
ЗНАЧЕНИЕ ВТОРОГО ВАТИКАНСКОГО СОБОРА
Глубокие изменения, явившиеся следствием Второго Ватиканского собора, были серьезно ограничены тем обстоятельством, что его документы ясно подтверждают традиционную веру и миссию церкви. С целью обойти эту трудность была придумана следующая аргументация.
Второй Ватиканский собор в действительности был только началом, первым шагом на пути эволюции церкви, призванной преобразить все стороны веры и практической жизни христиан. Поэтому, хотя постановления Собора по большей части все еще проникнуты старым духом, это означает всего лишь необходимую уступку, которую были вынуждены сделать прогрессивные силы для того, чтобы обеспечить себе большинство голосов по некоторым вопросам. Эти традиционные заявления не должны вводить нас в заблуждение относительно истинных настроений в Церкви и подлинного духа Второго Ватиканского собора, а именно относительно движения в сторону модернизации всех сторон жизни Церкви. А это означает модификацию, трансформацию и, возможно, отказ от догматической веры прошлого.
Это положение можно было услышать два года назад в среде «передовых» богословов, таких как Грегори Баум. А сегодня оно еще более распространено. Оно оказалось в центре внимания на «конгрессе, посвященном богословию Второго Ватиканского собора» и состоявшемся в Торонто в августе прошлого [1966] года.
Эта аргументация грешит странным противоречием. С одной стороны, считается, что Второй Ватиканский собор признан всеми католиками как авторитетный голос Церкви («прогрессивные деятели» также выступают его апологетами); с другой стороны, заявляется, что значение Второго Ватиканского собора полностью сводится к тому, как его интерпретируют «передовые силы» Церкви. Церковное догматическое постановление гласит, что отцы Собора стремились строго согласовывать свои действия с решениями прежних церковных соборов. Но прогрессивные богословы, профессора и журналисты утверждают, что слова отцов не следует понимать буквально, что Собор на самом деле знаменовал начало отхода от традиции, первую фазу модернизации самой христианской веры. Таким образом, когда внимание некоторых мирян, священников и прелатов обращают на то, что какие-то высказывания или религиозная практика противоречат ясно выраженному мнению Собора, они отвечают, что цитируемые выдержки представляют собой пережиток прошлого, несовместимый с прогрессивными устремлениями Собора, а поэтому их следует игнорировать: устаревшие воззрения постепенно преодолеваются.
Но правоверный христианин может спросить: откуда у этих людей право ставить себя выше Собора всякий раз, когда они находят это удобным? Неужели они думают, что только они действуют по внушению Святого Духа и поэтому могут позволить себе исправлять постановления Собора? Удивительно, почему отцы Собора не приложили постскриптум к его документам, в котором бы признавались, что в действительности не вкладывали в написанные слова того смысла, который можно вычитать из них, и что существует другой - эзотерический, тайный, «подлинный» - смысл, доступный только отдельным людям, которые призваны проникнуть в него и поведать его миру; а затем можно было бы представить список этих избранных, непосредственно вдохновленных Святым Духом.
Один из главных способов раскрытия «подлинного смысла» Собора состоит в том, что на первый план в качестве ключа к правильному пониманию его работы - т. е. «того направления, в котором развивается Церковь» - выдвигаются неудачные и опасные речи, произнесенные на нем. Все, что противоречило этому «направлению», «эволюции», является лишь временным и несущественным компромиссом с «консерваторами»: в конце концов, для любых фундаментальных изменений требуется время. Но мы опять вправе спросить: на каком основании эти люди считают ортодоксальность официальных документов, которые подтверждают учение Церкви, изложенное на предыдущих соборах, незначительной уступкой и провозглашают чуть ли не гласом Святого Духа прогрессивные идеи, выраженные в речах отдельных прелатов? Не должны ли мы скорее усмотреть вмешательство Святого Духа в том факте, что эти пустые, пресные, вполне «передовые» речи не идут ни в какое сравнение с официальными постановлениями, подтверждающими единство Церкви на протяжении столетий и проникнутыми подлинным католическим духом?
Где как не в защите depositum Catholicae fidei (наследия католической веры) от компромиссов с ересью видеть заботливое вмешательство Святого Духа? На предыдущих соборах произносилось много еретических речей. Например, на Никейском соборе заслугой, в первую очередь св. Афанасия, было то, что арианство потерпело поражение: и где как не в том факте, что арианство, поддерживаемое многими участниками Собора и имевшее сильные позиции, все же было в конце концов осуждено, видеть вмешательство Святого Духа? История церковных соборов показывает, что именно в их официальных выводах мы должны искать печать Святого Духа.
После Никейского собора ни один правоверный католик не мог заявить, что это только первый шаг в духовной эволюции, начало пути, который приведет к полному изменению жизни Церкви. И после Первого Ватиканского собора никто, к примеру, не провозглашал, что положение о непогрешимости папы было только «началом», первым из серии шагов, которые должны привести к отмене церковных соборов.
Следует прямо сказать, что те, кто заявляет о своем знании истинного смысла Собора и о своей способности предсказывать будущее, потеряли веру в Церковь как в Божественное установление. Для них она является обычной человеческой организацией и, следовательно, подвержена всем тем влияниям, которые направляют «развитие» и других чисто мирских институтов. Кроме того, они применяют к Церкви гегелевское учение об исторической эволюции. Несмотря на всю свою высокомерную и хвастливую антипатию к догме, они устанавливают собственную догму, а именно эволюцию «мирового духа» в истории, и настаивают, чтобы католический мир принял ее. Церковь неизбежно бы распалась, если бы их предсказания в отношении ее будущего оказались верны: если бы церковная вера могла изменяться с изменением «интеллектуального климата» различных эпох, становиться «современной» всякий раз, когда очередной «современный человек» приходит на смену старому. Ибо церковь, которая была бы способна - сразу или постепенно - усваивать доктрины, противоречащие тому, чему она учила на протяжении почти двух тысяч лет, потеряла бы свою индивидуальность и, вместе с ней, свой авторитет.
Истинно верующего христианина, очевидно, не могла бы интересовать церковь, ставшая чем-то вроде религиозного парламента. В церкви, подверженной гегелевской эволюции (а вместе с тем и эволюции общечеловеческой, исторической), совершенно нет места религиозному авторитету. И однако прогрессивные деятели хотят уверить нас в том, что их церковь будущего обретет действительный авторитет, в котором они отказывают Церкви прошлого. Но единственно подлинным церковным авторитетом может обладать только та Церковь, которая остается неизменна в своей вере и своем предназначении.
Второй Ватиканский собор был «началом» только в том смысле, в каком началом был каждый церковный собор: его целью было возрождение душ в той неизменной вере, которую Христос завещал Своей Церкви для сохранения и распространения. Собор сулит нам не новую церковь, возникающую из старой, а ту же самую, но вечно новую Церковь.