Святая дружба: Диана и Иордан (продолжение 4)

 19 апреля 2018 года, radiovaticana.org:

В эфире рубрика «Святая дружба», мы продолжаем рассказ о Диане и Иордане – двух доминиканских подвижниках, ставших свидетелями беспрецедентных процессов в организации женских монастырей в 13 веке. Блаженный Иордан Саксонский поддерживал своей дружбой блаженную Диану Дельи Андало и сестер, живших вместе с ней в новообразованном монастыре Святой Агнессы в Болонье. Однако уже год спустя после официального признания этой обители со стороны Папы братья-доминиканцы постановили, что они отказываются от окормления женской общины, и тем самым поставили преграду перед основанием женской ветви доминиканского монастыря. Все это произошло в то время, когда женщины, часто кардинально менявшие свою жизнь после пребывания в ереси или в блуде, можно сказать, массово посвящали себя Богу, - если можно так выразиться, был огромный «спрос» на монашескую жизнь. Святой Доминик без проблем принимал монашеские обеты у раскаявшихся грешниц и еретичек, однако после его кончины генеральный капитул усомнился в целесообразности такого подхода.

Чем же занимался Иордан в то время, когда начиналась доминиканская община Святой Агнессы, на которую чудом не распространился запрет доминиканцам окормлять женские общины? Иордан вел жизнь странника, он проповедовал в больших университетских городах и подробно описывал в письмах Диане свои «завоевания» - новые призвания для Ордена проповедников. Иногда он сетует о том, что посеял много, но тщетно. Иордан продолжал быть странствующим проповедником несмотря на многократные случаи лихорадки, которые к тому же унесли жизнь некоторых его спутников-собратьев. Диана переживает за его здоровье не меньше, чем за судьбы своего монастыря. Однако между Дианой и Иорданом существовала «структурная несовместимость»: хотя сестры хотели участвовать в деятельности братьев, это было невозможно. Согласно менталитету того времени, монашеская жизнь женщин должна была проходить по строгому распорядку и в затворе. Чтобы братья могли окормлять женскую общину (в тех немногих случаях, когда это было возможно после запрета, наложенного капитулом), они также должны были вести оседлую жизнь. Но эта оседлость противоречила их призванию и образу жизни странствующих проповедников. Иордан в некотором смысле пытался найти ответ на эти противоречия, и этот ответ должен был придать новую форму доминиканскому женскому монашеству.

Письма Иордана Диане смело можно назвать «перепиской дружбы и любви». В их духовных беседах отражается вся описанная выше проблематика, но все же «дела» занимают не главное место в этих письмах. С исторической точки зрения можно даже сказать, совсем незначительную. Когда мы вчитываемся в строки этих писем, мы видим перед собой прежде всего страницы любви и духовной заботы. Эта переписка рождается, несомненно, от желания дружбы, они стремятся преодолеть географическое пространство и «поставить слова на место вещей» - как писала Элоиза, обращаясь к Абеляру и сетуя на редкое его присутствие в то время, когда он уже не мог дать ей того, что было между ними во времена их любовного романа. Иордан Саксонский также постоянно подчеркивает эту роль слова, заменяющего телесное присутствие, невозможное в силу обстоятельств:

«Дорогая, ты хотела бы видеть меня лично, и я тоже этого хочу: так мы могли бы утешить друг друга. Однако желание моего сердца утихает, когда я могу посетить тебя посредством письма и написать тебе о моем состоянии. Но я точно так же хочу знать о тебе, о том, как у тебя дела. Видеть тебя и твою жизнерадостность – это сладостная пища для моего духа» (Письмо 13).

Иордан снабжает свои письма самыми настоящими «декорациями», отображающими расстояние и ожидание, невозможность встречи и неадекватность используемого средства – письма:

«Ты даже не знаешь, на какие края земли мне приходится отправляться, а если бы ты знала, то у тебя не было бы даже подходящих посланников. И все же, моя дорогая, написанного друг другу было бы слишком мало. В сердцах наших пылает Божественная любовь, о которой ты мне, а я тебе говорим постоянно в огне любви, и слова эти не может ни выразить язык, ни вместить в себя письмо» (Письмо 39).

В письмах Иордана звучит надежда на встречу, - хотя он пишет всегда в спешке, ведь доставка письма зависит от наличия посредника, и нередко эти письма напоминают больше записку, чем послание. Тем не менее мы находим в них неожиданные признания в любви, высказанные с поразительной свободой:

«Разве я не твой, разве я не с вами? Не твой ли я в трудах, не твой ли в отдыхе, не твой ли в присутствии и в отсутствии, не твой ли я в молитве, в заслуге и, как я надеюсь, в награде? Что бы ты делала, если бы я вдруг умер?» (Письмо 12).

И еще:

«Хотя я не бываю у тебя телесно, я с тобой духовно, ибо куда бы я ни шел, я остаюсь с тобой, а когда ты остаешься, я тебя беру с собой духовно» (Письмо 2).

В посланиях Иордана нередко подчеркивается мысль, весьма распространенная в его эпоху: о том, что женщина сильнее в любви. «Я знаю, что любим тобою больше, чем я люблю тебя», - пишет блаженный Иордан, добавляя, что эта мысль для него утешительна. Но сразу же после этого призывает Диану к рассудительности: один только Бог любит безмерно, а человеческая любовь несовершенна, она является частью человеческого опыта боли и нехватки. Только Божественная любовь не разочаровывает, подчеркивает блаженный Иордан.